Он нашёл друга, или то, что от него осталось, в комнате с аквариумом. Бобёр лежал на диване, запрокинув голову и вцепившись рукой в подлокотник. Кожа на лице, руке и под задравшейся майкой покрылась сетью бордовых вздувшихся полос. Если бы у Бобра не было явной отличительной черты — культяпки вместо левой руки, то Горький не опознал бы его. Лежащее на диване тело будто пережило испытания химического или биологического оружия. Вздулось и потеряло форму. В некоторых местах, где бордовые полоски были особенно широкими, сквозь кожу сочилась кровь. Складывалось ощущение, что кожа растянулась до максимально возможного предела и, если сделать где-нибудь надрез, то Бобёр растечётся по дивану тягучим коктейлем из плоти и крови.
Горький подошёл ближе и посмотрел на лицо. Лопнувшие глаза наполовину вытекли из глазниц и засохли на щеках. С журнального столика исчезли тетради и телефоны.
Глава 15
— Так о чём ты говорил? — насмеявшись, спросил лейтенант Шикас у сидящего за столом Горького.
— Я хочу заявить об убийстве, — Горький заметил странный блеск в глазах у полицейского.
— Ну заявляй! — Шикас изобразил серьёзность и посмотрел на оранжевую повязку у Горького на плече. — Ты кого грохнул и пришёл сдаться?
— Хе-хе! — хихикнул за соседним столом сержант.
— А я смотрю у вас тут весело, лейтенант, бухаете?!
— Чё сразу бухаем?! У нас, между прочим — праздник! В связи с переизбранием многоуважаемого президента Виталия Александровича Хватковского всем полицейским повышают зарплаты. — лейтенант поднял указательный палец и помахал им. — Хватковский — хороший мужик, а главное — держит слово. Вот мы нахреначили ему голосов… я хотел сказать: наше ведомство поспособсвоволо… поспосопсволо… поспос…
— Поспособствовало! — помог сержант. — Товарищ лейтенант, после таких слов вам бы рот с мылом помыть.
— Ах-ха-ха! — заржал проходящий мимо капитан. — Из кружки Шикаса больше не пейте!
— Заткнись, сержант! — лейтенант покраснел и сморщил нос. — Ну чего там у тебя?!
— Василий Бобров. Проживает по этому адресу, — сказал Горький и положил на стол бумажку. — Мой друг. Два часа назад я нашёл его мёртвым в квартире. Похоже, его отравили. Вызвал полицию, но мне сказали, что свободных людей нет. За*бись, работаете, ребятки, раз на убийство свободных людей нет.
— Слушай, хантер, не тебе оценивать, как мы работаем, понял? Формально, то о чём ты говоришь — это не убийство. В виртуальном пространстве «Планета Тара» произошедшее классифиц… класиф… произошедшее признаётся преступлением по статье о насильственном прерывании игрового сеанса. Во! — Шикас остался доволен, что у него получилось выговорить такое длинное и сложное предложение. — Об «убийстве» в этой статье нет ни слова. И, кстати, где сам пострадавший?
— Не знаю. Мы общаемся только на Таре.
— Ну хорошо, — лейтенант кивнул. — Мы отправим по адресу экспертов, следователей, проведём следственную работу и свяжемся с вами, если у нас возникнут вопросы. Всего доброго!
— Как его зовут?
— Кого? — лейтенант подставил левое ухо.
— Как зовут убитого?
— Эм… Василий Бобровский? Нет-нет, не Бобровский… Бобриков, вот, точно! Бобриков же, правильно?
— Поспособствуй развитию своего мозга, Бобриковский! — Горький встал и пошёл к выходу. — Клоун, бл*дь!
— Эй, я сейчас упакую тебя за оскорбление власти! — крикнул лейтенант в спину, — Нужно порыться в законах, потому что я не уверен, что у грёбанного хантера, вообще, есть право подавать заявление! А-ну проваливай из участка! — последняя фраза ударилась о сомкнутые за спиной Горького двери.
Денис даже не посмотрел на этикетку бутылки, из которой пил. Алкоголь в любом случае утратил вкус. Терпкий, насыщенный, ароматный, богатый — без разницы! Пускай там будет хоть технический спирт или омывайка. Алкоголь действовал как таблетка с коротким сроком действия. Глоток из горла давал десятисекундную передышку в бесконечном потоке пожирающих мыслей.
Лампочки под потолком светились то слишком ярко, отчего болели глаза, то слишком тускло, и тогда Востриков боялся оказаться в полной темноте. Под настроение менял свою жёсткость и ворс ковра. Сначала был приторно-мягким, а затем — твёрдым, как наждачная бумага. Стены продолжали двигаться, но только в одну сторону — в сторону уменьшения комнаты. Где-то в глубине мозга страх посеял зерно навязчивой мысли: «Не расхреначить ли мне голову о стену? Или лучше о дверь?». За пределами крошечного мира из четырёх стен, Денис услышал звук спускаемой в унитаз воды:
— Эй! — он постучал кулаком в дверь и выждал паузу. Наверное, она длилась не больше десяти секунд, но Денис успел взмокнуть от накатившей жары и снова замёрзнуть. — Я слышу тебя! Подойди!
В комнате Дениса была отличная шумоизоляция. Он даже не услышал, как кто-то подходит к двери. Неожиданно скрипнул засов, и открылось окошко. На ковёр по очереди упали две полные бутылки.
— Подожди, друг! Давай поговорим, а?! Мне не надо это, — Денис протянул руку к окошку, но оно с грохотом закрылось, чуть не отдавив ему пальцы. — Не уходи, пожалуйста! Не уходи! Кто ты такой? Что тебе нужно?!