В плену сердца

Неукротимая ярость зарождается где-то под рёбрами, скручиваясь в тугой клубок из колючей проволоки, что царапает меня изнутри с каждым вдохом, воспламеняясь на выдохе. Меня начинает трясти, фактически колотить от мысли, что этот мужик как-то вынудил её согласиться на чёртов контракт и, возможно, прямо в эту секунду причиняет ей вред, мучает, бьёт или чего ещё хуже… А может… 

Дьявол!!!

Представив, как Ники стонет под ним в наслаждении, не контролируя силы, бью кулаком по бетонной ограде. Разбиваю костяшки до мяса. Кровь стремительно стекает по руке. Но я не чувствую боли. Она смехотворна на фоне той, что горит в грудной клетке, сдавливает лёгкие, лишая способности дышать, здраво мыслить. А трезвый разум мне сейчас нужен, как никогда прежде, поэтому мне ни в коем случае нельзя думать о подобном.

Я искренне надеюсь, что он не причиняет ей боли, но и представлять, что он доставляет ей удовольствие для меня невыносимо. Я должен отгонять эти мысли или раз за разом повторять и верить — что бы Николине ни приходилось делать с этим мужчиной, она делает это против воли. Я верю моей малышке. Несмотря на всю её ложь, я верю ей. И после всего, что между нами было, я знаю наверняка — будь у неё хоть один малейший шанс избежать этой работы, она воспользовалась бы им. По-другому и быть не может. И ничто не заставит меня думать иначе: ни её видео, ни подпись на контракте, ни убеждения Мэрроу в том, что Ники просто помчалась за богатой жизнью. 

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ Сильные порывы ветра бьют в лицо, заставляют глаза слезиться, а раскатистый удар грома прямо над моей головой, словно по команде, обрушает шквал проливного ливня. Слышу треск падающих капель по речной глади, визги торопящихся покинуть площадку людей. Набережная стремительно пустеет, пока я, наоборот, подставляю лицо сильному напору шторма и стою, не двигаюсь, пытаюсь успокоиться. Полной грудью вдыхаю любимый запах дождя и вспоминаю то, что некоторое время не мог вспомнить.

– Думаю, пару часов сна с тобой, и я буду вонять так же, – прошептала она и прижалась к моему телу так, словно я пахну не алкоголем, а самым вкусным в мире парфюмом .

– Не будешь… ты всегда пахнешь дождиком.

– Дождиком?

– Мхм…

– И как же он пахнет?

– Как ты.

– И как же это, гений?

– Ой… Гений точно не знает… Да и никто точно не знает… Но всем нравится… А я его просто обожаю, – пробормотал я, растворяясь в её крепких объятиях, и не знаю как, но даже с закрытыми глазами и, будучи в стельку пьяным, почувствовал сияющую на её губах улыбку.

Она согревала.

Окрыляла.

Наполняла жизнью.

Делала меня самым счастливым на свете.

Счастливее того сонного мгновенья нашей близости я был лишь в темноте хвойного леса, когда она томно прошептала:

– Ты можешь делать со мной всё что хочешь, Остин. Я — твоя. И душой, и телом. Всегда была, есть и буду. Несмотря ни на что. Запомни это!

И я запомнил. И, клянусь, никогда не забуду эти откровенные, полные любви и желания слова, что окончательно убеждает меня сейчас — Николина ни за что не променяла бы нас на деньги. Ни за что! Она на такое не способна! А, значит, этому таинственному мужику, насильно принудившему её к этой работе, несдобровать, когда я наконец его встречу.

А я встречу! Тут без вариантов. И плевать мне, что он — какая-то там важная, влиятельная шишка. Меня это не остановит и уж точно не напугает. В деньгах и власти, конечно, много силы, но они не гаранты стопроцентной победы во всём и всегда.

Я что-нибудь придумаю. Безвыходных ситуаций не бывает. И в этой я тоже непременно найду выход.  

– Я спасу тебя, малышка… Я обязательно тебя спасу… Тебе лишь нужно немного потерпеть, – тихо одними губами шепчу я мрачным небесам и, как глупый мальчишка, надеюсь, что вместе с гулким раскатом грома они донесут до неё моё обещание.

Глава 2.

Николина

Две недели спустя

Гром. Дождь. Серость.