В плену страстей

Мутными от боли глазами Калеб наблюдал, как девушка, подобрав юбки, изящной походкой направилась к дому.

– Черт бы тебя побрал! – слабым голосом крикнул он, когда почувствовал новый приступ боли.

Калеб попытался подняться, но снова упал на спину; загорелое лицо побледнело, и он чуть не задохнулся от невыносимой боли в паху, голова раскалывалась. Боже, как только Риган мог попросить об этом «маленьком одолжении»! И где, черт возьми, Рэн научилась так драться?

Калеба обнаружила Сара, когда вышла в сад на последнюю прогулку под лондонским солнцем. Ей хотелось пройтись по улицам и запечатлеть виды и звуки города в памяти, но при мысли о том, что ей придется появиться прилюдно в невзрачном платье, на котором настояли родители, Сара не решилась выйти за ворота. Она нутром чувствовала, что никогда больше не увидит Лондона. И Малькольма тоже. Сердце ее разрывалось от досады, что он видел ее в этом черном мрачном платье пуритан. Фанатики – так называл Малькольм последователей Кальвина. [4]Фанатики! Сара горько усмехнулась. Выбора нет: она обязана повиноваться родителям; по крайней мере, пока. Погруженная в эти невеселые мысли, девушка чуть не споткнулась о тело, скорчившееся на лужайке. Сара опустилась на колени, в голубых глазах стояли слезы, но не из-за мужчины у ее ног, а от жалости к себе.

Калеб перевернулся на бок и открыл один глаз.

Сквозь красный туман он увидел черную, похожую на призрак фигуру, которая, казалось, бесшумно приплыла ниоткуда и присела отдохнуть рядом с ним. Проклятие! Он, должно быть, умирает, а стервятники слетаются, чтобы добить его! Будь проклята Рэн и ее злорадный смех! Смех, как у Сирены в те давние дни в море! Какой позор! С ним, Калебом ван дер Рисом, не могло такого случиться. Подобное могло произойти с кем угодно, только не с ним.

– Лежи спокойно, – прошептал «призрак». – Я схожу в дом за помощью.

Собрав все силы, Калеб снова попытался встать на колени и протянул Саре дрожащую руку.

– Нет, – прохрипел он, – не ходи в дом. Через несколько минут со мной все будет в порядке.

Сара помогла ему сесть и устроилась рядом на корточках, обхватив руками колени. Странные эти Ван-де-Рисы! Кто бы мог подумать, что такого мужчину, как брат Рэн, могут мучить припадки? Ожидая, пока Калеб придет в себя, Сара вновь погрузилась в горестные раздумья. Как ей теперь быть?

Всего лишь за несколько часов вся ее жизнь перевернулась. Сара бросилась в объятия Малькольма с теплившейся в сердце надеждой, и они занялись любовью. А когда она решила, что он выбросил из головы глупые мысли о Рэн и понял, что любовь Сары гораздо важнее, чем женитьба на богатой наследнице, Малькольм разбил ее мечты. Он без всяких обиняков заявил, что они больше не увидятся, если только на его свадьбе с Рэн. Он обнимал Сару и говорил, что их любовная связь была лишь восхитительным развлечением, но сейчас все кончено, он женится на Рэн. А потом Малькольм нанес последний удар: когда Сара пригрозила открыть все Рэн, он просто рассмеялся. Рассмеялся! Он сказал, что если Сара хочет очернить свое доброе имя, то ему все равно, но это будет слишком глупо с ее стороны и ничего не даст. Тогда Сара пообещала рассказать Ригану ван дер Рису, какой Малькольм бабник, на что Уэзерли заявил, что мужчина всегда поймет слабости другого мужчины, тем более, если привлекательная молодая девушка сама на него вешается. Кроме того, мужчина никогда не станет покупать корову, если есть бесплатное молоко.

Но хуже всего было то, что, когда Сара попробовала рассказать Рэн о своей связи с Малькольмом, Рэн смеялась до тех пор, пока по щекам не покатились слезы. Малькольм – ее Малькольм – никогда не посмотрит на другую женщину! И вообще, от него не будет никакой пользы пуританам и фанатикам. А в заключение Рэн дружески заверила Сару, что когда-нибудь она встретит такую же любовь, как у нее с Малькольмом. «Малькольм такой чудесный, – с улыбкой проговорила Рэн, – он насквозь видит все женские хитрости и остается верен мне».

И совершенно добило Сару воспоминание о том, что вчера за ленчем Калеб ван дер Рис абсолютно не реагировал на ее заигрывания. Он не отводил восхищенного взгляда от Рэн, и каждый раз, когда та обращалась к нему, его темные жгущие глаза с густыми ресницами радостно вспыхивали.