Тут она повернулась, чувствуя, как разрывается ее сердце, взяла отца за руку и ушла, оставив Лахлана в гордом одиночестве.
Глава 27
Свой первый день в разлуке с Венецией Лахлан провел в полном оцепенении. Он проверил работу винокурен, а потом отправился в Дингуолл, чтобы оповестить народ о том, что он не погиб. Его малоубедительный рассказ о том, будто ему пришлось «оставаться мертвым», пока люди Шотландского Мстителя еще представляли опасность, был принят с пониманием. Все были так искренне рады его возвращению, что даже не пытались докопаться, как это произошло.
Хоть кто-то не был на него зол. Члены его клана кипели от ярости, потому что Лахлан не потребовал от Дунканнона денег. Они не понимали, что произошло на самом деле, а он не собирался их просвещать. Дунканнон заслуживал того, чтобы его семейная тайна не получила широкой огласки.
Мама тоже этого заслуживала. Лахлана передергивало каждый раз, когда он представлял себе, какое, должно быть, она испытала унижение, узнав, что ее покойный муж затащил в постель ее ближайшую подругу. Лахлан не знал, как ее утешить.
Да она бы ему и не позволила. Отказываясь говорить с ним, она расхаживала по дому, сетуя на то, что с ними нет Венеции, которая всегда готова помочь. Теперь мать называла его не иначе, как «мой сын идиот», и настолько часто, что это начинало ему надоедать.
Уж мама, не в пример остальным, могла бы его понять. Разве Венеция не заслуживает лучшей жизни? Неужели ей будет хорошо здесь, в Шотландском нагорье, в нищете, в отрыве от своей семьи?
Чувство вины с новой силой охватило его. Одно дело слушать, как Венеция говорит о стареющем больном отце, и совсем другое – видеть, как она взволнованно возле него хлопочет. Они нужны друг другу. Девушка действительно заслуживает лучшего, чем быть прикованной к мерзавцу, который вырвал ее из семьи.
Не важно, что она, судя по всему, с этим не согласна. Со временем она поймет. Было бы эгоистично с его стороны удерживать ее здесь. Какое имеет значение, что при одной мысли о том, что она покинет Россшир и больше никогда не вернется в эти края, его сердце разрывается на куски? Позволить ей уехать – значит поступить правильно.
В ту ночь он долго не мог уснуть. А утром он проснулся с мыслью, что остается всего один день до отъезда Венеции в Лондон. Помоги ему Бог.
Лахлан оделся и отправился искать мать.
– Мне нужно, чтобы ты съездила в Брейдмур, к Венеции.
Мать удивленно посмотрела на него.
– Ты должна попросить ее написать тебе из Лондона, если выяснится, что она беременна.
Леди Росс скрестила на груди руки.
– С какой стати я должна это делать?
– А с такой, что речь идет о твоем внуке! Наверняка тебе будет интересна его судьба.
– Да, но ты лишил меня права заботиться о младенце, когда отказался признать ваш брак законным.
Лахлан хмуро посмотрел на мать:
– Ты прекрасно знаешь, что я спал с Венецией в ту ночь, когда мы произнесли клятвы. Многие слуги наверняка видели, как она утром выходила из моей спальни. И конечно же, они тебе об этом рассказали.
Леди Росс пожала плечами:
– Я все еще не понимаю, какое отношение это имеет ко мне. У тебя есть шанс удержать жену. Ты отвергаешь его – значит, ребенок тебя не интересует.
– Меня волнует вовсе не ребенок! – воскликнул Лахлан. – Мне невыносима мысль, что Венеция будет вынашивать его в одиночестве, понимаешь? А вдруг что-нибудь случится?
Лицо его матери несколько смягчилось.
– Я думаю, ты сам отказал себе в праве быть рядом.
– А что, если она действительно уедет в Марокко? Есть ли там хорошие врачи? Если нет, придется обращаться к местным лекарям, а это наверняка опасно.
– Полагаю, что такое вполне возможно.
Лахлан сердито посмотрел на мать.
– А если она останется в Лондоне и родит ребенка, в обществе ее ославят шлюхой. Ей придется жить в уединении. – Лахлан покачал головой. – Венеция не будет счастлива в изоляции. Ей нравится светская жизнь.
– Не думала, что тебя особо интересует, что ей нравится.
– Конечно, интересует! Позтому-то я и поступил так. Ради нее. Чтобы она могла вести достойную жизнь, бывать в обществе.
– Это она сказала тебе, что хочет именно этого?
Лахлан тяжело вздохнул.