Затем случилась провокация 20 февраля. Я уже писал об этом эпизоде истории НБП в нескольких местах, потому ограничусь здесь лишь кратким пересказом. Узнав об участии российских «деятелей культуры» в избирательной кампании Президента Казахстана Назарбаева, мы возмутились тем, что русские помогли переизбраться антирусскому сукину сыну на престол. И решили ударить по «деятелям». Выбран был Никита Михалков, как самый известный да ещё и подламывающийся под русского националиста. 20 февраля должна была состояться в 12 часов презентация для журналистов фильма «Сибирский цирюльник» в гостинице «Рэдисон-Славянская», а вечером того же дня – показ фильма «общественности» в Кремлёвском Дворце Съездов. Около 12 часов национал-большевики разбросали антимихалковские листовки в «Рэдисон-Славянской» на месте презентации. Двоих нацболов схватили. Около 14 часов национал-большевики обнаружили ящик с «Коктейлями Молотова» на ступеньках, ведущих в штаб на 2-ой Фрунзенской. В 14 с копейками в штаб ворвались вооружённые люди… Мы считали до сих пор, что это были МУРовцы. Правда, в тот же день, прибыв к дверям нашего штаба вместе с адвокатом Беляком, я сказал журналистам, что допускаю (помимо основной версии: а именно, что Михалков «заказал» нас Степашину, что «коктейли Молотова» подбросили казахи; а налёт совершили МУРовцы), что провокацию против нас осуществила Федеральная Служба Безопасности. И я сослался на визит в штаб накануне капитана Кондратьева, назвав его по фамилии.
Через пару дней мне позвонил задыхающийся от возмущения Кондратьев. «Я был в командировке, вернувшись я обнаружил свою фамилию в газете „Сегодня“, да как Вы смели, да как Вы могли, да я мог Вас посадить ещё тогда в 1997-ом, когда вас взорвали!» Короче, он хотел встретиться. Я встретился с ним на Лубянке. Больше было негде, в штаб он уже не захотел придти, в здание на Лубянке он по каким-то своим причинам не желал меня вести, посему мы встретились на улице вблизи входа на Лубянку с Фуркасова переулка. И стали расхаживать по ул. Дзержинского у входа в бывший «Гастроном», под бдительным оком Кости Локоткова. Была оттепель, Кондратьев был в кепке и плаще, усы над губой, он был ещё обиженный, но уже менее агрессивный. Он примирительно пожаловался, какую мизерную зарплату он получает, он назвал цифру 1200 рублей, на что я сообщил ему, что вообще ничего не получаю, а только отдаю. «Это не мы», – клялся он мне, и сказал, что не знает кто, когда я попытался вытащить из него, кто же устроил нам такую провокацию. И вновь стал сокрушаться, что его драгоценная фамилия попала в газету «Сегодня». «Как Вы узнали, кстати говоря, – мою фамилию?» «Позвонил как-то по оставленному Вами телефону и попросил позвать „Диму“ „Кондратьева?“ – спросил меня Ваш дежурный. „Да“, – ответил я наугад. „Кондратьев!“ – заорал Ваш дежурный». Капитан Кондратьев скорбно покачал головой. «Узнайте, кто осуществил провокацию», – попросил я его. Он уклончиво обронил «постараюсь», и добавил: «Знаете, раньше у нас были явочные квартиры, где мы встречались с нужными людьми, а сейчас вот на улице приходится…» Его лицо выражало отвращение к подобному положению вещей.
Перенесёмся теперь на два с лишним года вперёд. Две «Волги» с жирофарами на крышах несутся из Горно-Алтайска в Барнаул. Ночь с 8 на 9 апреля 2001 года. В двух «Волгах» государственные преступники: Савенко/Лимонов и Аксёнов, окружённые офицерами ФСБ. Повернувшись ко мне с переднего сиденья, подполковник Кузнецов голосом, похожим на голос Сергея Жарикова, солиста группы ДК, выхваляется передо мной своей осведомленностью. «Извини, но мы знаем даже, с кем ты спишь. Я присутствовал в вашем помещении ещё в 1999 году, помнишь, когда вам подбросили коктейли Молотова в штаб. Так я был там …» При этих словах Кондратьев, сидящий слева от меня (справа сидит глава ФСБ в Барнауле), заворочался. «Вы же мне тогда сказали, что это не вы осуществили провокацию?» «Ну в каком-то смысле Дима Вам и не соврал», – говорит Кузнецов.