В плену у орбиты

Пруэтт получил назначение в одно из самых привлекательных для него учреждений Военно-воздушных сил мощный исследовательский центр на авиационной базе Эдвардс в Калифорнии. Именно здесь находился Главный испытательный центр ВВС, ворота к новым горизонтам авиации и даже еще дальше — туда, где уже не было и авиации, где простирался внушавший благоговейный страх космос.

Пруэтт был немного — и приятно — удивлен, узнав, что в Калифорнийский центр направляется его бывший сослуживец Джим Дагерти, белобрысый веснушчатый летчик, которого трудно было представить себе без травинки, зажатой в зубах. Они неожиданно встретились на Си-47, транспортном самолете, совершавшем челночные полеты по маршруту Лос-Анжелос — Эдвардс, и обрадовались, что получили одинаковые назначения. В свое время их сдружила совместная боевая служба.

Дагерти был сыном фермера, и сам еще был фермером, когда начал летать с отгонного пастбища на обширные земли своего отца в Огайо. Отец Дагерти в первую мировую войну был асом и остался им в душе навсегда. Он летал на «Ньюпорах» и «Спэдах» и плевал на все летные инструкции, а когда подрос его сынок Джим, он ничуть не больше подчинялся государственным правилам пользования частными самолетами. Отец купил полуразвалившийся дряхлый биплан «Флит», подлатал его и заправлял тем же дешевым бензином, что и свой трактор. Летали на нем, как бог на душу положит, никаких правил и знать не знали, но если парень не выполнял в полете указаний своего строгого «старика», то в тот же день получал отчаянную трепку.

— Уж больно тяжела была рука у моего отца, — рассказывал Дагерти, и лицо его расплывалось в улыбке. Получишь от него несколько затрещин и будь спокоен, голубчик, станешь летать как ангел.

Пруэтта тотчас потянуло к Дагерти, они стали неразлучными друзьями. Теперь благодаря равному мастерству и общим устремлениям их пути снова сошлись (наверно, им предстояло быть вместе и в будущем, о котором они не имели никакого представления). Они приехали в Эдвардс, рисуя себе самые фантастические перспективы, но оказались на положении учеников. Впрочем, Пруэтт принял свое назначение с радостью и даже гордостью. Ведь пятнадцать человек, составлявших учебную группу Экспериментальной школы летчиков-испытателей, считались самыми опытными, самыми талантливыми, самыми знающими и самыми перспективными летчиками всей военной авиации США. Курс обучения был рассчитан на полгода, и эти шесть месяцев оказались наиболее изнурительными, тяжелыми месяцами его службы.

С самого начала он понял, что это один из решающих, поворотных моментов его жизни. Пруэтт уже мог оглянуться на прожитые годы и поделить их на довольно четкие периоды. Он не сразу осознал, что стать летчиком и даже летчиком-истребителем — еще не значит выделиться среди великого множества людей, занимающихся летным делом. Гордость его была уязвлена, но он с унынием признавал, что вокруг него до огорчения много опытнейших военных летчиков. Однако те короткие недели, которые он провел с Лайонзом, и мудрые приемы, с помощью которых этот умный старик перекроил его и сделал из него нового Пруэтта, имели решающее значение для формирования того человека, каким он стал в дальнейшем.

И вот, во второй раз в жизни он осознал, что совершает новый решающий шаг, когда переступил порог Экспериментальной школы летчиков-испытателей. Он медленно шел между рядами плакатов с изображениями экспериментальных самолетов, преодолевших барьеры новых режимов полета. Скользя взглядом по рисункам, он понял, как бурно и стремительно рождается этот новый для него мир. Интенсивные эксперименты последнего десятилетия были в полном смысле слова титанической грохочущей волной; человечество оседлало ее гребень, стремясь прорваться на ней в новый, уходящий ввысь океан.

В конце вестибюля, высоко над полом, к сучковатым сосновым доскам была прочно прибита табличка. Много ли слов требуется, чтобы поведать о подвигах? На табличке стояли простые слова: «Через эти залы проходят лучшие летчики и экипажи».

Пруэтт знал, что скрывается за этой фразой. Она означала не только дань тем, кто преодолевал преграды на своем пути в небо, а иногда сокрушал их грубой силой. Эти слова были еще и памятником. В их правоте Пруэтт убедился еще раз, проходя по улочкам испытательного центра.

Военно-воздушная база Эдвардс… Он остановился на углу, и в его памяти всплыло имя, которое он впервые услышал пять лет назад — Глен У. Эдвардс. В то время Глен был капитаном и пилотировал невероятный самолет-крыло, крыло летучей мыши, одно чудовищное крыло и ничего больше.

Пруэтт помнил этого гиганта, громадное крыло без фюзеляжа, необъяснимо и загадочно скользившее по небу. В июне тысяча девятьсот сорок восьмого года, как часто случается при попытках освоить неизведанное, Глен Эдвардс взлетел на этом чудовище навстречу своей гибели. С тех пор испытательный центр носил имя молодого капитана.