Холодные, ледяные объятия воды. Мутное пространство, наполненное приглушенными звуками, теснящимися тенями. Лишающая возможности дышать серая мгла.
Мальчик выныривает на поверхность, но не благодаря силе воли или ловкости — просто подводные течения, словно поплавок, выталкивают его наверх. Он переворачивается на спину, удерживая над водой голову, и хватает ртом воздух, краем глаза успевая увидеть бегущего к реке отца и следующую за ним по пятам мать с зажатой в руке корзинкой для пикника. Рты их широко раскрыты в крике, но до него не доносится ни звука.
Чьи-то сильные руки вновь утаскивают его под воду, и он закрывает глаза, на которые, причиняя боль, давит мощный поток. Он понимает, что кричать нельзя, потому что горло и легкие тут же наполнятся холодной серой водой, но все-таки не в силах сдержать вопль.
Теперь уже его действительно подхватывают чьи-то руки, и в бурлящей воде он видит рядом с собой отца. Эти руки выхватывают его из других объятий, и он сейчас похож на сломанную куклу, за которую борются, вырывая ее попеременно друг у друга, два претендента — бешеное течение и властный человек. И постепенно человек выигрывает эту битву.
Дэвиду снова удается приподнять над водой голову, и на этот раз он видит темные волосы сестры, мелькающие пока еще не очень далеко, но стремительно уносимые прочь.
Дэвид чувствует, что ударяется о берег, руки матери, наконец-то бросившей корзинку, вытаскивают его, промокшего и обессиленного, наверх. Отец снова бросается в глубину, лихорадочными движениями будоража воду. Он ныряет, и на какое-то мгновение в воздухе мелькают его ноги, а женщина и прижавшийся к ней всем телом мальчик сидят на тропинке и в ужасе наблюдают за ним.
Время, кажется, тянется бесконечно. Но вот наконец отец появляется над водой, хватает ртом воздух и снова исчезает в глубине.
Для мальчика наступает вдруг абсолютная тишина, вокруг него наполненная скорбью и страданием пустота, лишенная звуков и времени. Но движение осталось: течение бурного потока, трава, склоняющаяся под порывами легкого ветерка. Бесконечное ожидание, полное неопределенности затишье.
Оно было нарушено воплем отчаяния отца, вновь вынырнувшего на поверхность и теперь уже окончательно осознавшего, что его дочь навсегда исчезла в холодной и мрачной глубине.
Дэвид вздрагивает, потрясенный беспредельным отчаянием и горем, прозвучавшими в крике, а мать еще теснее прижимает его к себе, обхватывает руками, словно пытаясь защитить ребенка, навсегда удержать его в безопасности.
Он прячет лицо у нее на груди, одним глазом косясь на реку, похитившую сестру. Отец приближается, крики и плач его становятся все громче… Взгляд мальчика затуманивается, а шум реки превращается в поистине оглушительный грохот…
…Голова Эша лежала на подушке рядом с головой Кристины, и перед его глазами стоял такой же, как и тогда, на берегу, туман. Лишающая возможности двигаться и даже дышать боль тоже была не менее острой.
— Я так и не осмелился сказать им, — ровным голосом произнес Эш, — я никому не сказал, что все случилось по моей вине, что это я столкнул Джульетту в воду.
— Но это ведь был несчастный случай! — ответила Кристина.
— Нет, я хотел, чтобы она утонула. Я словно обезумел в тот момент и желал ей смерти. Да, я пытался помочь ей, но… но когда мой отец выбрался из реки, я почувствовал облегчение, какая-то темная часть моего существа радовалась. — Это признание, сделанное после многих лет неуверенности и отрицания, до глубины души потрясло его. — Я не знаю, что мучило меня больше все эти годы — сознание вины за то, что я сделал, или угрызения совести за мои мысли после этой трагедии.
— И все эти годы вы казнили себя? Но вы ведь были маленьким мальчиком!..
— Я так боялся, что меня накажут. Меня не покидало сознание того, что я заслуживаю наказания за этот ужасный поступок. Мне казалось, что все узнают о нем и прочтут на моем лице все тайные мысли. А мои родители никогда не простят меня, когда узнают… Джульетта никогда не простит меня…
— Джульетта?
Эш перевернулся на спину и уставился в потолок, избегая встретиться глазами с Кристиной.
— Иногда мне кажется, что я вижу ее, как будто краешком глаза. Я замечаю какую-то зыбкую тень, а когда поворачиваюсь, она тут же исчезает. И все же что-то остается… Мне кажется, я вижу ее такой, какой она была тогда — одиннадцатилетней девочкой, и одета она в то же платье, что… что и в тот день.
Он закрыл глаза, и перед его мысленным взором явственно предстал образ Джульетты. Но не ее лицо — оно было как в тумане, черты его невозможно было различить. Взгляд ни на чем не фокусировался. Еще более расстроенный этим неясным видением, призрачным обликом мертвой сестры, Эш снова открыл глаза.