Говард сел на лавочку. Вид у него был ошарашенным, и от сильного волнения буквально тряслись руки.
– Итак, я хочу знать, зачем вы всё это сделали, и где теперь капсулы с Ти-38? – повторила свой вопрос Хлоя.
Говард молча закивал головой. Затем он зажмурил глаза и упёрся лбом в руку, наступила небольшая пауза.
– Верно говорят, что всё тайное становится явным, – сказал Говард. – Я так боялся, что этот день настанет и вот он настал… Вы всё узнали, спустя столько-то лет… Ладно, я вижу, что мне нет смысла отпираться. Я расскажу вам всё как было. Мне уже давно необходимо это кому-то рассказать.
Я был тогда перспективным военным врачом, совсем недавно закончившим обучение. Мне, через знакомых, предложили поработать в секретной лаборатории в Неваде. Я считался человеком благонадёжным, у меня была безупречная биография, среди моих родственников было много военных. В общем, я согласился. Это было в 72-ом.
Нас поселили в небольшом городке в самом сердце пустыни, возле подземного комплекса. Там было ужасно, особенно летом, жуткая жара. Работал я внутри, в девятой лаборатории. Там было гораздо лучше, прохладно и так чисто. Из нас только сформировали рабочую группу, для участия в специальном проекте, мы были первопроходцами тех мест.
Это были интересные молодые люди, как парни, так и девушки. Очень образованные, эрудированные, амбициозные. Оказалось, что нас специально отобрал начальник лаборатории Гюнтер Вайс. Я тогда не предал значения тому, что он немец. Но потом, по мере нашего дальнейшего знакомства, я понял, что это была ужасная, мрачная личность.
Вы, возможно, не знаете, но он был самым настоящим нацистом.
– Я знаю, – ответила Хлоя.
– И это знаете. Но вы не представляете себе, что скрывается за этими словами. Как я потом узнал, ну так, на уровне слухов. Этот парень в своё время работал в какой-то секретной лаборатории, расположенной в баварских Альпах, ещё тогда, во время второй мировой войны. Он был тогда молодым учёным, членом НСДАП. Как мы все потом поняли, идейным членом. Говорят, он и его коллеги ставили опыты над военнопленными, но подробностей не знаю, это всё слухи. Похоже, после войны этот парень сдался нам и смог перебраться сюда в Штаты.
Он действительно был очень талантливым сукин сыном. Сам дьявол подсказывал ему, что и как нужно делать. Я не знаю, использовал ли он те идеи и наработки, которые были у него в молодости на прошлом месте работы, но он продвигал это новое направление в создании биологического оружия. Эти вирусоносные, плесневые субстанции, которые могут сохранять в себе вирус годами и при этом распространяться по округе.
Сначала он позиционировал это, как средство борьбы с подземными объектами противника. Тогда в разгаре была холодная война, на повестки дня висел вопрос, как победить русских. Гюнтер, вообще, был не дурак, хотя и редкостная сволочь. Я не знаю, где он работал и чем занимался в прошлые годы, до того, как он возглавил 9-ю лабораторию, но уже к тому времени он оброс кое-какими связями в министерстве обороны и постепенно продвигал туда свои идеи.
По опыту своей работы в молодости, он считал, что разработка биологического оружия и средств борьбы с ним без опробования их непосредственно на людях – это пустая трата времени. Крысы и кролики его не устраивали. Он, конечно, не мог сразу сказать, дайте мне людей для опытов. Он начал издалека, мол, хорошо бы привлечь добровольцев или заключённых для исследования эффективности противовирусных вакцин и методик лечения. Конечно, это должно было быть максимально безопасно для этих людей, только слабые вирусы, хорошо проверенные вакцины, и многократно подтверждённые методики лечения. Он предложил и схему привлечения добровольцев. Предлагать сотрудничество заключённым, которым был вынесен смертный приговор или они имели огромный тюремный срок. Им обещались какие-то поблажки за участие в подобных опытах.
Гюнтер вообще был тот ещё болтун. Он был пламенным оратором, мог говорить часами напролёт. У него была особая харизматичность, не удивительно, что ему удавалось проталкивать свои хотелки.
Он был идейным нацистом, и в нашем коллективе он особенно это и не скрывал. Гюнтер отобрал себе в сотрудников только белых. Чёрных и латиносов он считал ни на что негодными существами и не собирался тратить время на работу с ними.
Как-то раз, во время посиделок в зоне отдыха лаборатории, он вступил в полемику с несколькими сотрудниками, которым не нравились его откровенно расистские взгляды и высказывания. Он дискутировал с ними три часа подряд, причём отвечал аргументировано, приводил даже какие-то данные их нацисткой науки. Он не просто оборонялся, а даже наступал. Я не думаю, что он смог убедить хоть кого-то из сотрудников стать нацистом, но, к моему ужасу, я понял, что многие его стали даже уважать. Его уважали, как очень крутого специалиста, и он действительно был таким, но также уважали и как человека, который не боится открыто придерживаться скандальных, непопулярных идей, не боится открыто отстаивать своё мнение.