— Кроме того, оказалось, что все это был отвлекающий маневр. На самом деле уборщик не затерялся в тумане времени, в конце концов его нашли в Новой Каролине.
— А машина?
Доктор Пирретти пожала плечами:
— Не знаю. Только бы ее не украли. Иначе… Страшно даже подумать о последствиях. Прошлой ночью Расс звонил мне и сказал, что почти закончил работу над прототипом антигравитационной машины, в которую включены элементы, спроектированные вашим другом Тимом Уильямсоном.
— Вы сказали ему, почему попросили соорудить ее так быстро?
— Нет… и его не обрадует, когда Эд скажет, что теперь у нас есть машина Тима и я прошу приостановить работу. Вряд ли я скажу Рассу, что мы намереваемся ее разобрать…
— Разобрать?! Сначала надо забрать Питера сюда — вдруг машина Тима испорчена?
— Именно из-за Тима Уильямсона я так тороплюсь разобрать обе антигравитационные машины.
— Но почему? — встревожился доктор Дайер. — Что такого он сделал?
— Вопрос скорее в том, что он
— Думаю, это не поможет. За такой секрет могут и убить, и Тим это понимает!
— Чувствую, добром это не кончится, — продолжала доктор Пирретти. — Мы обречены на поражение.
— Я повидаюсь с Тимом и попытаюсь вразумить его. Хотя не могу сказать, что удивлен. Представьте, вы сделали открытие, способное потрясти мир, а вам заявляют, что вы должны от него отказаться…
Доктор Пирретти лишь нахмурилась, она выглядела очень уставшей.
— Знаете, — наконец сказала она, — когда взорвали первую атомную бомбу, Оппенгеймер, увидев поднимающееся в небо смертоносное облако, сказал: «Я становлюсь Шивой, разрушителем миров».
— И вы именно так относитесь к путешествию во времени? — спросил доктор Дайер.
— А вы? Чем больше я об этом думаю, тем больше ужасаюсь тому, что мы сделали.
Кэйт застонала во сне, отец попытался уложить ее поудобнее, натянул на нее синее клетчатое одеяло и убрал с лица пряди рыжих волос.
— Она в порядке?
— Да. Она быстро приходит в себя. Кстати, — продолжил доктор Дайер, — как вы себя чувствуете? В госпитале разобрались с вашей головной болью?
— Нет. Плюс к тому у меня еще возникли проблемы со слухом. Не то чтобы я не слышу… скорее наоборот. Это трудно объяснить… Иногда я думаю, что я…
— Что?
— Нет… Не буду на этом зацикливаться. Мое сверхактивное воображение иногда устраивает со мной такие шутки. — И она быстро сменила тему: — Что же делать с нашим незваным гостем из прошлого? Полагаю, мы просто обязаны найти его и отправить назад. Правда, боюсь, что он исчезнет из виду, и мы больше никогда о нем не услышим. В конце концов кто поверит, что он из восемнадцатого века? Как вы его называли?
— Дегтярник. Он был повешен за преступление, которого, вероятно, не совершал. К несчастью для него, люди не знали, что он еще жив, когда его измазали дегтем, привязали к виселице, стоявшей на поле у деревни, и оставили воронам.
Доктор Пирретти содрогнулась.
— Отлично… значит, вы привезли сюда не просто человека из прошлого, а негодяя, обозленного на весь мир!
— Дегтярник меня не беспокоит, я волнуюсь о Питере. Вы… вы не особенно против того, чтобы попытаться спасти его, а?
Доктор Пирретти долго не отвечала и наконец сказала:
— Вы наверняка понимаете: еще одно путешествие во времени может повредить Вселенной таким катастрофическим образом, что трудно и вообразить… Правильно ли рисковать безопасностью человечества во имя спасения одного невинного мальчика? Вот какой вопрос я задаю себе — и ответа на него не знаю.
Вечерний воздух Ковент-Гарден был наполнен аплодисментами и смехом. Вокруг уличных артистов, готовившихся к представлению, толпились зрители. Артист, балансировавший на велосипеде, предлагал бросать разные предметы через колесо, высотой с автобус, обещая поймать их на голову. Кто-то бросил пустую банку из-под пива, и артист умудрился поймать ее и покачивать на лбу, напевая «О, моя дорогая Клементина». Чем заслужил долгие аплодисменты. Дегтярник дивился на хитроумное изобретение, на котором артист ездил с таким мастерством, вовсе не заботясь о пивной банке, которая выглядела металлической и все же казалась очень легкой.