Июльское утро было в самом разгаре. На небосводе, глубокого синего оттенка, ярко светило солнце, предвещая ясный погожий день. Где-то на горизонте со стороны моря, на небе толпились легкие кисейные облачка. С далеких морских просторов веял прохладный бриз, пахнущий солью и нагретыми на солнце скалами. Неторопливая езда в открытой коляске безумно нравилась мне, успокаивала и убаюкивала. Мимо нас проплывали горы, роскошные южные сады, а между зелеными кипарисами и высокими кустами белели дома наших ближайших соседей. Каменистая дорога шла под гору, и запряженной гнедой паре холеных лошадок было несколько тяжело так, что они едва дыша и изнемогая на жаре, тащили тяжелую лакированную коляску. Поэтому ехали мы неторопливо, а Михей старался, чтобы лошади не повредили ноги о камни. Я с интересом наблюдала, с какой любовью кучер обращается с кобылами, запряженными в коляску. Даже было как-то странно, что с виду отстраненный и недолюбливающий людей человек с такой трепетной заботой и любовью относится к животным. В некоторых особенно трудных местах Михей спрыгивал с козел и вел своих подопечных под уздцы. Суровый с виду мужчина никогда не жалевший крепкого словца для двуногих собратьев, теперь же разговаривал с нашими лошадьми, как с малыми детьми, ласково успокаивая и подбадривая. Впрочем, мне вскоре надоело наблюдать за Михеем, и я переключилась на кипарисы, росшие с обеих сторон дороги. Несмотря на то, что было еще утро, солнце уже порядочно припекало, а деревья на обочине не давали должной тени, посему нам приходилось загорать под прямыми солнечными лучами.
Несмотря на то, что я представляла себе дом князя Баринского серым и безликим, в реальности же он был просто великолепен. Вскоре в этом я и сама убедилась. На повороте к подъездной дорожке, по обе стороны, стояли две красивые статуи в виде прекрасных ангелов с раскрытыми крыльями, утопающих в роскошной вечной зелени пихт. Я невольно залюбовалась их грациозными телами в длинных струящихся туниках и с лавровыми веточками в руках. Эти фигуры будто приглашали посетить дом князей Баринских. Когда мы подъехали к широкому невысокому крыльцу, украшенному изящными колоннами в античном стиле, меня поразила грандиозность самого дома. Украшенный богатой лепниной передний фасад не казался слишком перегруженным и отлично вписывался в окружающий ландшафт. Периметр здания окаймляла широкая веранда с ажурными перилами. На миг я утратила дар речи и с огромным восхищением взирала снизу вверх на бесподобное творение архитектора, мысленно перебирая в уме всевозможные дворцы и особняки, которые сохранились до моего времени. С огромным огорчением я осознала, что вряд ли он пережил одну революцию и две войны. Если бы меня спросили, хочу ли я посетить еще раз этот дивный дворец с роскошными фонтанами, изумрудными лужайками и диковинным садом, то непременно ответила бы согласием, даже через сотни лет.
Наконец-то я оторвалась от созерцания дома и заметила, что на подъездной аллее стояло множество всевозможных карет, повозок и колясок, вокруг которых ловко лавировали лакеи. Они любезно помогали гостям выйти из своих экипажей. Разряженные в пух и прах дамы, и сопровождающие их кавалеры, весело переговаривались на террасе, шутили и смеялись, неторопливо прогуливались и слушали играющий оркестр. Все гости терпеливо ожидали прибытия всех приглашенных, а также отправки на место отдыха.
Новоприбывшие гости неторопливо поднимались по ступенькам, любезно здоровались с хозяевами дома, и присоединялись к остальным. На верхней ступеньке стоял сам князь Баринский со своей маменькой и сестрицей, чуть поодаль хозяев, стоял граф Макс Нирский. На лицах встречающих хозяев дворца, как маски, застыли приветственные и любезные улыбки. Я криво улыбнулась при виде того, как галантно здоровался, кланялся дамам и о чем-то негромко рассказывал Дэниэль Баринский. В глубине его карих глаз застыло выражение смертной тоски. Мне на минуту от всего сердца стало жаль аристократов, окружающих меня. Даже стали смешны их потуги шутить, смеяться и веселиться. Хотя в душе они ненавидели друг друга, и, по сути, были очень несчастными людьми, хотя они ни за чтобы не признались, а все так и продолжают жить, закованные в золотые цепи условностей, морали и правил приличия. Они ежедневно ходят в гости, общаясь с людьми, которые были им не интересны, и все лишь только потому, что так было принято.