В подполье можно встретить только крыс…

Получив запись гришановского рассказа, я подал заявление в армейскую парткомиссию с требованием исключить из партии как шкурника и труса бывшего агитатора полка, а ныне инструктора политотдела коммуниста Н. Но его дело так и не разбиралось. Вместо этого его куда-то перевели из дивизии. В том же заявлении я просил восстановить в партии Гольдштейна. Эта просьба, возможно, была бы удовлетворена, но требовалось личное заявление Гольдштейна, а он писать отказался. Сработались мы с Гольдштейном великолепно. Он понимал меня буквально с полуслова и был незаменим как штабной работник. Но он был вместе с тем просто мужественным человеком. Эпизод, характеризующий его с этой стороны, я и расскажу.

Дивизия находилась во втором эшелоне армии. В конце дня был получен приказ выдвинуться в первый эшелон на новом направлении. Произойти это должно было следующим образом. С востока на запад вдоль шоссе наступала 137-я дивизия. От этого шоссе перпендикулярно на север отходили две дороги, расстояние между ними десять-двенадцать километров. Та, что восточнее, пройдя десять-двенадцать километров на север, упиралась в горную деревню и на этом заканчивалась. Вторая (западная), пройдя тоже десять-двенадцать километров на север, параллельно восточной, сворачивала под прямым углом в западном направлении и шла дальше параллельно основному шоссе. Если пройтись карандашом по обеим этим дорогам и отрезку шоссе между ними, то пунктирная линия между северной окраиной горной деревни и поворотом второй перпендикулярной дороги на запад закроет правильный квадрат. Вот по этой пунктирной линии нам и приказано было за ночь выйти к западному повороту второй дороги и развить наступление вдоль нее на запад, то есть наступать параллельно 137-й дивизии. Однако задача была невыполнимой. Уже по карте было ясно, что местность, по которой шла пунктирная линия, непроходима. Нагромождение крупных каменистых гор, обрывы, ущелья были непреодолимы для колес. Да и пешеходных троп не было ни одной. Это все было ясно, повторяю, и по карте. Опрос местных жителей дал еще более безрадостную картину. Все они в один голос заявляли, что без специального альпинистского снаряжения туда соваться нельзя. И даже с этим снаряжением прекрасно тренированным людям это переход на несколько дней. Соваться на такую местность ночью, да еще с артиллерией и обозами было бы безумием.

Николай Степанович болел. Я позвонил ему в медсанбат и спросил, не сможет ли он приехать. Сказал, что дивизия попала в опасную ситуацию. Он приехал. Я рассказал и изложил, как по-моему выйти из положения. Я предлагал перед рассветом, когда людям особенно трудно не спать, пройти через боевые порядки 137-й дивизии, дойти до второй (западной) дороги, повернуть по ней на север и, следуя ее ходу, выйти на заданное нам направление. Николай Степанович усомнился в реальности такого плана. Слишком много препятствий. Может запротестовать 137-я дивизия, а противник может просто не дать нам ходу. Прорывать же в чужой полосе, да еще без ведома командарма невозможно. Я стоял на своем, утверждая — стабильного фронта нет, поэтому все дело в том, чтобы та наша часть, которая пойдет в голове, действовала решительно. В конце концов я его убедил. Он сказал: «Ну, действуй. Отвечать все равно тебе. Но вот кому вести голову?» Я считал, что от того, кто возглавляет расчистку дороги для движения дивизии, зависит девяносто процентов успеха, и предложил поставить на это дело Гольдштейна. Угрюмов считал, что поручить надо заместителю командира 129-го полка майору Михайлову, который слыл храбрейшим человеком в дивизии. «Михайлов сорвет, — говорил я, — умышленно сорвет, побоится идти в тыл. Я бы поставил его и доказал бы тем свою правоту, но так как мне нужен успех, я ставлю Гольдштейна».

Яша провел операцию классически. Развивалось все так. Впереди шел разведвзвод полка. За ним разматывался провод, конец которого был у Гольдштейна, шедшего во главе роты, усиленной батареей сорокапятимиллиметровых орудий. От Гольдштейна новый провод к батальону, усиленному артдивизионом. Затем остальные силы 151-го полка. Затем артполк дивизии и 310-й полк. И затем остальные силы дивизии.

Все произошло великолепно. У противника на дороге оказались только два орудия и тяжелый пулемет с небольшим пехотным прикрытием. Разведчики, действуя финками, тихо сняли этот опорный пункт, и колонна двинулась. Самое удивительное в том, что огневые средства противника, прикрывавшие шоссе со скатов окружающих высот, огня не открывали, хотя утром оказали сопротивление 137-й дивизии. А эта последняя, не заметив, что через ее боевые порядки прошла другая дивизия, утром начала обычное наступление. Мы же к этому времени продвинулись в глубь расположения врага на тридцать восемь километров, считая от горной деревни. Фактически же, считая по шоссе, сорок четыре километра. При этом взяли более семи тысяч пленных. Сеял мелкий холодный дождик, и неприятельские войска набились в дома вдоль дороги. Оттуда их тепленьких и изымали наши части.