- Ну, об этом пока говорить не следует. Запиши лучше мое приказание. Я записал бодро, восклицая за каждой фразой: "Есть".
Вскоре он был назначен командующим 18 армией. И корпус перестал быть отдельным. Вошел в состав этой же армии.
На следующий день утром к нам на "КП" прибыл Гастилович. Штаб дивизии расположился в строениях огромного богатого крестьянского двора. Двор обнесен оградой "от честных людей": невысокие столбики и две жерди по ним - одна в 20-30 сантиметрах над землей, другая на таком же расстоянии от вершины столбов. В России такие ограды называют "прясла". Двор с одной стороны, где расположено большинство строений, занимает горизонтальную площадку. Большая же часть двора расположена на зеленом травянистом склоне. Я занимал одинокий домик на самом верху двора.
В окно вижу, влетает во двор "виллис" и мчится к домам в нижней части двора. Выскакиваю из дома и бегом по склону к "виллису". Пока Гастилович вылезал из него, я подбежал и начал докладывать. Он не дал мне окончить, поздоровался за руку.
- А где Смирнов?
- Как обычно на передовой, в полках. Я могу Вас связать с ним.
- Не надо, Вы же обстановку знаете?
- Разумеется.
- Ну тогда пойдемте к Вам! Куда идти?
- До меня далеко. Может подъедете вон к тому домику.
- Нет, пройдемся. День-то вон какой прекрасный. И мы пошли, разговаривая.
Когда подошли к входу я посмотрел на адьютанта и глазами попросил его не входить за нами. Пропустив Гастиловича, я вошел сам и закрыл дверь за собой. Как только мы очутились в комнате вдвоем, я сказал: "Товарищ генерал-лейтенант, я прошу, пока нет свидетелей, выслушать и разрешить очень важный для меня вопрос".
- Ну давайте, давайте, что там у вас за вопрос? - ворчливо-дружелюбно, произнес он.
- Я очень прошу не ругать меня при посторонних, тем более в оскорбительной форме. Ведь Вы же знаете мой характер. Я ж могу не сдержаться и наделать непоправимое.
Во время этих слов Гастилович бросил быстрый взгляд на лежащий у моего стола автомат. Я тем временем продолжал:
- Неужели Вам действительно хочется, чтобы я попал под трибунал. Лучше вызовите меня одного и тогда, если я заслужил, ругайте как хотите. Можете даже ударить. Из уважения к Вам и это снесу. Но публичной ругани могу не снести.
- Ну да, из уважения ко мне, автоматную очередь не под ноги, а в грудь мне всадите.
Запомнился, значит, ему мой рассказ. Рассказал я об этом, когда мы обедали во время моего представления в связи с назначением в корпус. В разговоре за обедом как-то был затронут вопрос о грубости и рукоприкладстве командиров. Для меня это был больной вопрос, а Гастиловича я считал подходящим собеседником. Знал я его только по академии. Там он выглядел культурным, вежливым командиром. И мне не было известно какую метаморфозу он претерпел, оказавшись в командных должностях. И я с увлечением развивал тему культурных взаимоотношений начальников и подчиненных. Рассказывая, я вспоминал происшедший со мной случай в 10-ой гвардейской армии, случай, который чуть было не стоил жизни двум людям.