В погоне за «Босфором»

«Победа» – слово-то какое, гордое и желанное, и, кстати, для самого победителя очень выгодное, ведь он обычно получает все. Власть и богатство всегда ходят рука об руку. Подтверждая эту старую истину, дом всесильного Чернышева справедливо считался украшением Малой Морской. Особняк стал частью огромного приданого, принесенного военному министру молодой супругой, и роскошь его отделки – запредельная даже по меркам Санкт-Петербурга – вызывала уважительные пересуды во всех столичных гостиных. А вот помощника Чернышева эта помпезность лишь раздражала. Настроение у Вано Печерского мгновенно пропадало, как только он входил в двусветный вестибюль с колоннами и полами из розового гранита, На резной мраморной лестнице в его душу вползало раздражение, ну а в конце бесконечной анфилады нарядных комнат черная волна зависти окончательно отравляла его сознание. Этот высокомерный индюк Чернышев имел все – карьеру, связи, а самое главное, богатую, как Крез, жену, а своему помощнику предлагал грязную работу и брак с высокомерной сучкой, да еще и ограбить собирался.

Чернышев больше никогда не вспоминал их первый разговор о племянницах-сиротках. Тогда приказ шефа не оставил простора для толкований: черное было черным, а белое – белым. Вано обязали жениться на старшей из трех девиц и стать опекуном ее младших сестер, при этом он должен был передать Чернышеву приданое своих подопечных и половину от приданого собственной жены. Шеф высказался предельно ясно: выполнишь задание – получишь благоволение его высокопревосходительства, не выполнишь – пинком под зад вылетишь на улицу. Печерский до сих пор удивлялся, почему генерал-лейтенант сменил гнев на милость и не выгнал его после неудачи с Верой Чернышевой. Вано просидел в проклятом Полесье почти три месяца, прекрасно понимая, что задание провалено. Но прячься – не прячься, а от наказания не уйдешь. Он не мог себе позволить потерять столь выгодное место, и, приготовившись к худшему, все же вернулся в столицу.

Шеф уже знал, что его «невеста» вышла замуж за другого, но, как ни странно, поверил объяснениям Вано:

– Ваше высокопревосходительство, дело – в деньгах! Графиня Вера польстилась на состояние Горчакова, вы же знаете, как он богат.

Чернышев тогда переменился в лице, но, помолчав, признал:

– Ну да, девицы – народ меркантильный… – протянул он, но все-таки подбодрил помощника: – Ничего страшного! У нас есть и вторая Чернышева…

Но слова – словами, а на деле все вышло совсем по-другому: Военный министр явно охладел к Вано, и тот никак не мог вернуть их прежние отношения, сложившиеся во времена допросов в Петропавловской крепости. Но всех заговорщиков уже осудили, а вместе с допросами закончились и успехи Вано. Теперь Чернышев занимался проверкой дел в военном министерстве, и огромная армия делопроизводителей и чиновников переписывала для него какие-то бумаги, считала орудия, прибывшие с заводов, корабли в портах и на верфях, шашки и амуницию на складах и головы коров в военных поселениях.

Вот в эту-то бумажную круговерть шеф и бросил Печерского. Вано никак не мог понять, чего же тот добивается. Сам он не знал и половины слов, мелькавших в министерских бумагах, и уж тем более не мог сделать из отчетов и докладных записок какие-то выводы. Вано попытался схитрить: он сложил все бумаги в толстые стопы и принес их Чернышеву, как будто для принятия окончательного решения, но сделал только хуже. Шеф побагровел от бешенства и задал своему помощнику ехидный вопрос, поинтересовавшись, кто кому служит, и понимает ли Печерский, что значит разобраться в бумагах и доложить по форме.

Но окончательно их отношения испортились из-за чертовки Надин. Чернышев сразу же кинулся воплощать свою идею в жизнь: он притащил Вано в музыкальный салон своей супруги и познакомил со второй из сестер Чернышевых, а потом потребовал, чтобы помощник присутствовал на всех вечерах. Вот только барышня нахально игнорировала Печерского. Она была подчеркнуто вежлива, но либо вообще не слышала слов Вано, либо отделывалась односложными ответами. Это не укрылось от глаз Чернышева, тот отчитал помощника за тупость и деревенские повадки и с тех пор перестал замечать. Вано даже не сомневался, что не поедет с патроном на коронацию, и тем приятнее оказалось его удивление, когда Чернышев послал за ним и велел собираться в Москву.

– Я сегодня выезжаю, а вы и Костиков отправитесь завтра, – сообщил Чернышев и добавил: – Соберите все свои выписки по военным поселениям, я обещал, что в один из дней отдыха сделаю для государя доклад по этому вопросу.