Надин говорила с ним просто и искренне, и Ордынцев порадовался – похоже, все их недоразумения остались позади, он суеверно скрестил пальцы, чтобы не сглазить свое везение. За окошком кареты появились серые стены и мраморные пилястры его дома, кучер развернул экипаж к крыльцу, а лакей поспешил распахнуть дверцу.
– Добро пожаловать, – тихо сказал Ордынцев.
Вслед за их экипажем подъехали кареты гостей, и сияющий, как медный пятак, дворецкий провел всех в украшенную цветочными гирляндами столовую. Гости отдали должное искусству французского повара из ресторана «Яр», запили еду изрядным количеством «Вдовы Клико», и за праздничным столом воцарилось искрометное веселье. Даже военный министр оказался на удивление любезным, а Софья Алексеевна наконец-то перестала плакать и теперь нежно улыбалась молодоженам.
По сигналу Ордынцева лакей отворил двери большой гостиной, превращенной в танцевальный зал, и оркестр заиграл вальс.
– Это ты придумал сделать его первым танцем? – удивилась Надин, – я ждала сначала полонез, потом мазурку.
– Я ведь просил тебя оставить мне вальс на балу в Благородном собрании. Вот и захотел получить долг.
– А ты всегда получаешь долги или иногда прощаешь своих должников?
– Только не в этом случае!
Ордынцев вывел жену на середину залы и обнял. Теперь он имел право прижать ее к себе, и к его радости, Надин не отстранилась, ему даже показалось, что она сама прильнула к нему. Дмитрий кружил жену, вдыхал аромат роз из ее свадебного венка, и сейчас хотел только одного – чтобы музыка не кончалась, а он не размыкал объятия.
Потом новобрачная танцевала с другими, и ее мужу оставалось лишь наблюдать за тем, как грациозно она скользит по паркету. Дмитрий с трудом вспомнил, что кроме личного счастья, существует еще и выстраданное дело, которому уже отдано несколько месяцев. Он подошел к военному министру и тихо сказал:
– Ваше высокопревосходительство, у меня есть к вам особо конфиденциальное служебное дело. Я прошу вас принять меня завтра утром, часов в десять, если вам удобно.
– Для молодожена вы собираетесь проснуться слишком рано, – развеселился новоиспеченный граф Чернышев, и Дмитрий понял, что тот уже изрядно пьян.
Стараясь не испортить свой праздник, Ордынцев просто уточнил:
– Вы будете в своем доме на Солянке?
– Вы знаете, где я живу? – удивился Чернышев, а потом вяло махнул рукой: – Ладно, приезжайте в десять, но к полудню я должен быть в Кремле.
– Мне хватит получаса, – заверил его Дмитрий и с облегчением вернулся на свое место.
Наконец гости начали прощаться. Подали экипажи. Стоя на крыльце, Ордынцев с нежностью наблюдал, как Надин машет вслед коляске, увозящей ее мать и сестру. Неужели это все-таки случилось, и синеглазая Диана-охотница стала его женой?..
Он обнял Надин за талию и тихо спросил:
– Пойдем наверх?
Надин поняла. Она не ответила, лишь молча кивнула. Дмитрий проводил ее до парадной спальни, где хозяйку уже ждала переехавшая в новый дом Стеша, а сам отправился в свою комнату. В последний раз повесил он в полупустую гардеробную свой фрак. Завтра все вещи нужно будет перенести в спальню. Дмитрий сбросил жилет и, сжигаемый нетерпением, направился к жене.
Надин полусидела в постели. Свечи в люстре уже потушили, в спальне горел лишь ночник. Он подсвечивал тонкий профиль Надин. Ее плечи в отблесках свечи казались золотистыми, длинные кудри струились по высоко взбитым подушкам, а глаза в полутьме стали темными, глубокими омутами. Она была так хороша, что в это даже невозможно было поверить.
Дмитрий сел с ней рядом. Надин заметно волновалась: он видел дрожь ее полуоткрытых губ. Ничего…Ее страхи уйдут, ведь он будет очень нежным и терпеливым. Дмитрий потянулся к губам жены, но та шарахнулась в сторону и с ужасом прошептала:
– Я не могу. Мне кажется, что нас здесь будет трое…
Глава 24
«Трое в постели!.. В его собственную брачную ночь…Застрелиться что ли?»
Ночь за окном казалась такой же непроглядной и черной, как тоска в душе Ордынцева. Он давно поднялся с постели в своей прежней комнате и теперь, распахнув окно, сидел на подоконнике. Ползущие из сада сырость и холод, как ни странно, приносили облегчение, по крайней мере, Дмитрий чувствовал, что жив. Это было все-таки легче, чем острое – чуть ли не до воя – отчаяние, накрывшее его в первые часы после визита в спальню.
Самым ужасным оказалось то, что Надин, зная о его отношениях с любовницей, решилась на венчание и даже собиралась начать с ним супружеские отношения, но так и не смогла переступить через собственное отвращение. Разум его молодой жены подсказывал ей одно, а сердце требовало другого. Но если с разумом можно было договориться, объяснив все выгоды и преимущества этого союза, то с сердцем даже и не стоило торговаться – оно либо принимало человека, либо нет. Сердце его жены не приняло Дмитрия, и он сам был в этом виноват.
Ордынцев застонал. Раскаленный сгусток отчаяния выжигал душу.
«Что делать? Что делать?..» – стучало в висок.
Может, просто поговорить с Надин? Объяснить, что связь с Ольгой ничего для него не значит? Почему он не сделал этого сразу?