В погоне за Дейзи(ЛП)

— Поверить не могу, что он так обойдется с Луишем, — потрясена я.

— Он бизнесмен, Дейзи, и должен делать то, что правильно для команды, — логично поясняет подруга.

— Да, но что для нее правильно? Неужели команда хочет остаться без Луиша?

— Ну… — Холли колеблется. — Мне кажется, нет.

— Вот именно! Они все любят Луиша! И не вынесут потери еще одного пилота! — На глаза наворачиваются слезы, но я быстро их смаргиваю.

После нашего последнего разговора я проверяла в Интернете, муссировал ли кто-то еще из гоночной среды слухи о намерениях Саймона насчет Луиша, и в ходе поисков наткнулась на коллективную фотографию пилотов перед гонкой в Германии. Они обнимали друг друга за плечи во время минуты молчания в память об Уилле. Некоторые из них — Кит Брайсон, Нильс Брёден, Антонио Аранда — выглядели так, будто сейчас расплачутся, но Луиш единственный стоял с понурой головой, не в силах смотреть в камеру.

Не знаю, как он вообще может садиться в болид… Вот что самое сложное в этом, да и в любом другом спорте: продолжать им заниматься после гибели товарища.

— Ты ему передала то, о чем я просила? — спрашиваю я у Холли.

— Кому? Луишу?

— Ну да.

— А что ты просила? — виновато уточняет она.

— Значит, не передала.

— Прости, забыла.

— Ладно, проехали. Но, пожалуйста, передай ему от меня привет и наилучшие пожелания.

— Конечно, передам, — с теплотой в голосе обещает она.

Несколько дней спустя я снова ей звоню.

— Ну что, говорила с Луишем?

— О твоих наилучших пожеланиях?

— Ага, — улыбаюсь я.

— Нет, еще не было случая.

О.

— Он не показывается в штаб-квартире команды, — объясняет Холли. — Почему бы тебе ему не позвонить?

— О нет, это исключено, — отметаю я.

— Почему нет?

— Нет. Просто не могу.

— Что ж, я ему передам, что ты о нем думаешь.

— Значит, он все еще в команде?

— Да. Пока что да, — зловеще произносит Холли.

— Следующая гонка в Бельгии?

— Ага. Через неделю. — Пауза. — Ты не думала вернуться?

— Нет.

— Я очень скучаю, — снова говорит она.

— Я тоже.

— Фредерик позавчера о тебе спрашивал. Сказал, что место тебя ждет, если ты пожелаешь к нам присоединиться. Саймон его поддержал.

— Правда? Вместо меня никого не наняли?

— Нам помогает персонал из лондонской службы Фредерика и Ингрид, но на постоянную должность никого не взяли. После твоего отъезда я опекаю Саймона и пилотов, но с радостью уступлю тебе эту почетную обязанность.

— Это вряд ли.

— Почему?

— Нет желания тесно работать с пилотами, если… — обрываю я фразу. Не хочу озвучивать: «Если среди них нет Уилла».

— Понимаю, — шепчет Холли и в отчаянии добавляет: — Пожалуйста, Дейзи, возвращайся.

На секунду закрываю глаза, держа у уха телефон и вслушиваясь в голос подруги. Я так по ней соскучилась! Здесь все совсем по-другому. Я и раньше никогда не была счастлива в Нью-Йорке, а теперь, познав настоящее счастье, чувствую себя так, будто больше никогда не буду счастливой. Имеет ли это смысл или нет, но таковы единственно возможные слова, подходящие для описания моего нынешнего состояния.

— Думаю, прошло еще мало времени, — говорю я. На этот раз разум взял верх над чувствами.

— Точно? — проверяет она.

— Да.

               * * * * *

Вечером отец присоединяется к нам за ужином — с самого моего приезда такое редко случалось. На самом деле в основном я ем не дома или вообще не ем, потому что сидеть с мамой за столом и молчать невыносимо. Отец вновь заводит речь о работе в фирме Мартина.

— Он предлагает тебе выйти девятого сентября, — сообщает отец. Через неделю с небольшим.

— Я уже говорила, мне это неинтересно, — угрюмо отвечаю я.

Он приподнимает бровь и сверлит меня взглядом. Отвожу глаза. Никогда не могла долго играть с ним в гляделки.

— Просто из любопытства, что ты намереваешься делать дальше? Ты ведь не можешь постоянно прятаться в комнате.

— Если не хочешь меня здесь видеть, я уеду.

Некоторое время он молчит, но когда вновь открывает рот, слова звучат язвительно.

— И куда же ты уедешь?

— Не знаю! В Англию. В Италию.

— Италию? — смеется отец. — Италию?

— Да! Поживу у бабушки! — Тут же ухватываюсь за эту идею.

— Ха! В ее лачуге? Ты там и дня не выдержишь.

— Откуда тебе знать, что я выдержу, а что нет? — огрызаюсь я. — Могу тебе сказать, что последние несколько лет я не слишком-то шикарно жила.

— Ну конечно, — кривится он.

— Это правда! И я очень хочу пожить у бабушки! Ты вообще бывал у нее дома? Там чудесно!

— Чудесно? Не смеши. Это убогая хибара. Один бог знает, почему она там живет. Да и вообще до сих пор жива, если уж на то пошло.

— Стеллан!

Я резко разворачиваюсь и вижу мамино потрясенное лицо. Она редко ему перечит. Ножки стула с визгом едут по паркету, и я вновь переключаюсь на отца.

— С меня довольно. — Он швыряет салфетку на тарелку, и я смотрю, как белое полотно пропитывается соусом. — Ты! — указывает он на меня. — Девятого сентября ты выйдешь на работу к Мартину, а иначе ни цента от меня не получишь! Никогда! — И покидает столовую.

Сижу, крепко сжимая кулаки. Сердце колотится. Только отец может меня до такого довести. Ненавижу его. Ненавижу.

Встаю, скребя стулом по полу.