Она попятилась, пока ее ноги не уперлись в кровать, а сердце отчаянно забилось от возбуждения.
— Что это вы, по-вашему, делаете? Вы не можете помешать мне так одеться, если я так решу.
— О, думаешь, не смогу? — Он отшвырнул ее шапку в сторону. — Хотя ты подколола волосы, но один сильный порыв ветра лишит тебя и шапки, и этой личины.
— Я буду крепко ее держать.
Она попыталась обойти его, но Джулиан схватил ее за предплечье и резко стянул рукав куртки. Она возмущенно ухватилась за другой рукав, но легко его утратила. Он бросил куртку на стул.
— Тебе нельзя быть под рубашкой в одной сорочке, — произнес он.
Голос его звучал ниже и грубее и вызвал в ней какой-то странный трепет, который она уже начала узнавать… слишком хорошо. Она не хотела его желать, не хотела наслаждаться этой игрой в подчиненность ему. Она попыталась обежать его, но Джулиан легко поймал ее и усадил на кровать, словно маленького ребенка. Затем он начал стаскивать с нее сапожки. Ребекка отталкивала его, но с таким же успехом она могла толкать гору. Она попыталась высвободиться, но он только ухватил ее рукой за обе ноги и крепко держал, пока не покончил с сапожками.
— Джулиан!.. — сердито прошипела она и заерзала, но высвободиться не смогла.
А потом почувствовала, как его руки распускают веревочный пояс ее брюк. Что-то внутри ее размякло, и она почти расслабилась, почти позволила ему делать с ней все, что он хочет.
Но хочет ли она, чтобы он понял, какую власть имеет над ней?..
Так что она продолжала бороться, даже когда он стянул с нее брюки и открыл тонкие кружевные штанишки, которые были у нее под юбками, когда она покидала Лондон.
Он замер, затем посмотрел на нее снизу из-под полуопущенных век.
Она старалась столкнуть его с себя, восклицая:
— У меня их только две пары!
Прижимая ее к постели, он окончательно стянул брюки. Она ударила его по ушам — трюк, которому она научилась, глядя, как дерутся мальчишки. Он поморщился, лег поперек нее, широко развел ее руки и прижал их к постели. Они оба тяжело дышали во внезапно наступившей тишине. Она вдруг поняла, что он плотно прижимается к ее телу. Их груди тесно соприкасались, хотя он и не опустился на нее всем весом. Впрочем, ему и не нужно было это делать, потому что она остро ощущала самым интимным местом, как по-разному они устроены.
А потом она почувствовала, как его мужская плоть набрякла, упираясь в нее, и это ощущение было таким неожиданным и потрясающим… таким запретным и восхитительным, что она застонала… и внезапно захотела как-то отвлечь их обоих.
Облизнув вдруг пересохшие губы, она промолвила: — Вы совсем не хотите, чтобы у меня были какие-то свои развлечения, Джулиан?
Она ожидала, что он отодвинется, но он остался на месте. Он продолжал смотреть на нее сверху вниз с непроницаемым видом. Джулиан умел выглядеть невозмутимым и равнодушным, как камень… Но на самом деле это было не так, и она ощущала свидетельство этого, упиравшееся в ее тело. Ей было жарко внизу живота, и тревожило мучительное чувство полноты, которое было и новым, и призывным. Их разделяла его и ее одежда, но ей вдруг захотелось, чтобы никаких преград между ними не было.
— Это не имеет ничего общего с желанием лишить тебя чего бы то ни было, Ребекка, — промолвил он почти ленивым тоном.
Она напряглась еще больше.
— Попытайтесь убедить меня в этом.
— Но если ты будешь расхаживать в наряде мальчишки, окружающим все равно будет ясно, что я испытываю сильное влечение к тебе, и меня сочтут извращенцем.
Какую-то минуту они молчали, только их тяжкое и бурное дыхание нарушало тишину.
— Вас влечет ко мне? — наконец проговорила она. Его улыбка была обворожительной, как грех:
— А вы сами не можете это понять?
Она приподняла голову и поцеловала его. Она понимала, что это продлится лишь какое-то мгновение, и ожидала, что Джулиан, слишком четко сознающий свое положение в обществе, даже несмотря на то, что ему нравится ее дразнить, отодвинется, щадя ее тонкие чувства. Однако она пыталась запомнить этот краткий миг, расцветшее в ней чудесное ощущение: сочетание нежности его губ и жесткой твердости остального тела.
А затем он со стоном упал на нее, освободив ее руки, но притянув ее к себе. В ту же секунду она потеряла всякий контроль над собой. Это не был поцелуй почтительного поклонника. Нет, он накрыл ее рот своим требовательно и жарко, приказывая принять его вторжение, хотя она раньше и представить себе не могла ничего подобного.
Его язык нежно соблазнял, совращал ее, врывался в ее рот, изучал его. Она снова услышала собственный стон, и на этот раз он откликнулся на него с такой отчаянной жаждой, что у нее внутри все затрепетало от восторга. Она позволила своим рукам прикоснуться к нему, ощутить крепкие мускулы его спины, невероятную ширину плеч. Он, казалось, был высечен из мрамора… но теплого и отзывчивого на прикосновения. Он придвинулся ближе, прижимая к ней свой восставший член, отчего она задрожала, а затем задвигала бедрами в инстинктивных поисках чего-то большего.