Но дурашливость дурашливостью, а за эти годы Лобачевский окончательно решил свою судьбу в пользу математики и очень успел в этой области. Он безоговорочно первый математик Казанского университета, и Бартельс все время рад подчеркнуть и его успехи и дарование.
Да и попечитель округа (фигура на административной лестнице весьма крупная) ценит талантливую молодежь. Если вспомнить, что на всю Россию было тогда несколько тысяч студентов, — не так страшно, что уже тогда Лобачевский личность довольно заметная в масштабах не только округа, но всей Российской империи.
Чтобы понять тогдашнее значение Казанского университета для России, лучше всего подобрать ему эквивалент в сегодняшних днях. Тогда напрашивается довольно точная аналогия с Сибирским филиалом АН СССР. А Лобачевский самый обещающий молодой ученый в этом филиале.
Учеба заканчивается благополучно.
Август 1811 года.
Он в числе лучших получает звание магистра. Ему 18 лет. Это уже успех. Не слишком значительный, но несомненный. Начинаются неплохие годы в жизни Лобачевского. Он много и хорошо работает. Но не чужд и развлечений. Принят в «лучшем обществе» Казани. Вполне светский интересный юноша. Кавалер. Даже по нашим понятиям — явный «стиляга». Одеться умел и любил.
Война с Наполеоном почти не коснулась его. Пытался удрать в действующую армию младший брат Алексей, но его вернули. Правда, напугал своим исчезновением так, что Николай заболел. Вообще надо сказать, что родственные чувства у Лобачевского всегда были очень сильны.
Нравственный кодекс его в общем уже сформировался. Это кодекс порядочного человека. Порядочного — в смысле понятий того времени.
Бартельс — очень хороший культурный педагог, хотя средний математик, — заставляет его изучать классиков науки. Единственный серьезный недостаток Лобачевского, вероятно, излишняя вспыльчивость и, пожалуй, самомнение в общении с окружающими. Как писали в отзыве: «излишне о себе мечтателен». Но самомнение и не могло не появиться, а с другой стороны, Лобачевский очень хорошо и трезво видит, как далеко ему еще до крупнейших математиков века.
Март 1814 года.
Утвержден адъюнктом (некий аналог нынешнего доцента) физико-математических наук.
Начал самостоятельное чтение лекций.
Июль 1816 года.
Утвержден экстраординарным профессором. Ему 24 года. Это уже несомненная карьера. В эти годы в университете многое изменялось, и не один раз. Идет закулисная борьба. Интриги. Временно торжествуют реакционеры. Потом берут реванш «прогрессисты». Меняются попечители. Словом, идет «обычная нормальная» жизнь.
У Лобачевского есть враги в реакционной партии, есть и сильные покровители.
В эти годы он начинает интересоваться проблемой параллельных.
Начало стандартное. Попытки найти доказательство. В 1815 году он даже на лекциях рассказывает студентам доказательство, найденное им. Но, очевидно, скоро сам обнаруживает ошибку. Довольно элементарную, кстати.
1819 год.
Реакция, процветающая в России в этот период, затронула и Казань. Приходит новый попечитель — умный, совершенно беспринципный, жесткий и холодный карьерист — Магницкий.
Он из тех людей, которым абсолютно безразлично, какими путями делать карьеру. Лишь бы выплыть наверх. Надо проводить реформы — можно реформы. Нужен крайний обскурантизм — будет самый крайний обскурантизм. Но, повторяю, человек он довольно умный, с административной хваткой. Поначалу он явился как ревизор и как итог ревизии предложил закрыть Казанский университет за вольтерьянство и общий нравственный разврат.
Александр I, однако, порешил не уничтожать, но исправлять. Исправлять было дано Магницкому.
Для университета начались тяжелые годы, но к Лобачевскому поначалу Магницкий благоволил. И возможно, подумывал сделать его одной из своих креатур.
В 1819–1821 годах карьера Лобачевского продолжает развиваться. Он избирается деканом. Он глава библиотеки, член строительного комитета. Неуклонно набегают и чины.
Февраль 1822 года.
Избран ординарным профессором. В эти годы и покривил он душой. Но с таким человеком, как Магницкий, поладить частными уступками, не идти с ним в угодничестве до конца невозможно.
А характер у Лобачевского и самостоятельный и изрядно вспыльчивый, прямо сказать — довольно тяжелый. И по убеждениям своим он весьма далек от Магницкого. Далек при теперешней ситуации, потому что, окажись вдруг взгляды Лобачевского одобренными сверху, апробированными сильными мира сего, и… завтра же Магницкий оказался бы весьма прогрессивным джентльменом. Короче — уже в 1822–1823 годах от былой симпатии Магницкого мало что осталось.
1823 год.