В погоне за мощью. Технология, вооруженная сила и общество в XI-XX веках

Никто не мог предвидеть и никто не обладал достаточно точной информацией для того, чтобы уверенно пройти между Сциллой «много, но слишком рано» и Харибдой «мало и слишком поздно». Критически важные решения вновь принимались вслепую. Крайне неустойчивая смесь веры, надежды и страха руководила теми, кто принимал решения относительно типа и количества запускаемых в производство новых вооружений. Строительство личных империй и узкогрупповое соперничество между родами войск, министерствами и фирмами плохо сочеталось с всеобщим финансовым планированием и контролем. Провозглашенный Германией в 1936 г. четырехлетний план развития ставил целью достижение самодостаточности путем создания заменителей таких критических материалов, как резина и нефть. Очевидно, что в основе подобных планов лежали воспоминания о трудностях, вызванных блокадой в Первую мировую войну. Горькая память о годах лишений в окопах не позволила Великобритании принять окончательное решение относительно посылки войск во Францию; взамен британцы сосредоточились на усилении флота и авиации. Франция отгоняла от себя мысль о возможности новой войны с Германией; разработка новых конструкций боевой техники велась медленно, а производство новых танков и самолетов — еще медленнее. Решения французов и британцев несли на себе явственный отпечаток нерешительности в подготовке к войне— Гитлер же пользовался всеми преимуществами нападающей стороны, умело блефуя и выбирая время и место для провоцирования очередного кризиса[506].

В Японии и Советском Союзе сравнительно меньшая промышленная база компенсировалась более ранним и масштабным переходом к военному производству. Нигде более не предпринималось ничего, сколько-нибудь напоминающего всеобщую мобилизацию ресурсов в 1916–1918 гг. С началом войны в Европе Франция и Великобритания все еще надеялись противопоставить нацистскому Blitzkrieg на востоке Sitzkrieg на западе, отсидевшись за заранее подготовленными линиями укреплений, пока морская блокада не ослабила бы экономику Германии и поддержку Гитлера обществом. Мобилизационные планы строились на ожидании продолжительной войны, подобной Первой мировой. Стратегия определялась намерением избежать массового кровопролития, характерного для Великой войны. В частности, французы недооценили возможности обладающих высококлассной авиационной поддержкой бронированных колонн по дезорганизации и деморализации тылов не желавшей воевать армии. В итоге в мае 1940 г. Гитлер одержал свою величайшую победу.

Вызванный столь скорым падением Франции шок заставил опасавшуюся повторить ее участь Великобританию бросить все средства и силы на оборонительные нужды. Финансовые ограничения были отменены и людские ресурсы стали основным определителем и ограничителем того, что можно и нельзя было сделать. Управление военными программами пользовалось как достижениями научной экономики межвоенных десятилетий, так и приобретенным в Первую мировую войну практическим опытом. В результате было обеспечено относительно гладкое и беспрепятственное осуществление промышленных и военных программ, которое поддерживалось общественной решимостью драться до конца[507]. Соединенные Штаты также отреагировали на падение Франции началом внутренней мобилизации, и посредством Акта о ленд-лизе (март 1941 г.) начали поставки в Великобританию и другие страны, воевавшие против Германии и Японии. При этом Вашингтон не требовал и не ожидал полной оплаты впоследствии, что позволило избежать ставших проклятием международных отношений в период после окончания Первой мировой войны невозвратимых военных долгов (и это несмотря на развитие Штатами почти симбиотических взаимоотношений с британской экономикой, превзошедших все достигнутое в ходе Великой войны). В свою очередь, всеми средствами пытаясь избежать всего, что могло спровоцировать Гитлера, Сталин, по-видимому, мало что делал для увеличения объема военного производства или реорганизации деморализованной чистками командного состава 1937–1939 гг. Красной Армии. Вместо этого советский диктатор старался сохранить мир путем пунктуальных поставок сырья и продовольствия, обещанных в прилагавшихся к подписанному в августе 1939 г. Пакту Молотова-Риббентропа торговых соглашениях[508]. Это лишало британскую морскую блокаду смысла и позволяло Германии продолжать предвоенную политику уклонения от чрезмерной мобилизации. Даже осенью 1940 г., когда Гитлер решил напасть на Россию до заключения мира с Великобританией, германское правительство продолжало придерживаться этого принципа. В результате, когда танки вермахта ворвались в Советский Союз, военная промышленность Германии только начинала переходить на режим производства для ведения более интенсивных действий против Британии на море и в воздухе[509].