В погоне за облаком, или Блажь вдогонку

— Не хочу. Еще поуспею.

Последнюю фразу следовало понимать так: "Наплаваюсь, когда ты уедешь".

Наталья хотела возразить, успокоить: "Никуда я больше не уеду, дурачок, не бойся. Я же вернулась навсегда — неужели ты не понял?!" Но что-то ее остановило. Что — и сама не поняла.

Из-за плеча Дружникова выглядывала одинокая скала. Скала, и скала, ничего особенного. Разве что не такая острая, как другие. Даже, пожалуй, совсем не острая, с округлой почти гладкой бульбой, нависавшей над морем. За эту бульбу и назвали скалу Поросенком. И бухта название получила соответствующее — тоже Поросенок.

Наталья давно это знала. И никогда это название ее не волновало. А теперь сердце дрогнуло. Поросенок. И совсем эта скала не похожа на Поросенка. А бульба ничем не напоминает поросячий пятачок. Неправильное название.

Совсем неправильное. Какое отношение имеет какая-то скала к ее Поросенку? Настоящий Поросенок маленький, смешливый, ужасно почемучистый, и немножко рычащий — совсем чуточку, а скоро от этой чуточки ничего не останется. Но пока он еще рычит — надо наслаждаться каждым рычащим мгновением. Ведь Поросята так быстро растут: только отвернись, и упустишь все самое важное.

Как она могла? Зачем отпустила Поросенка? Почему сама не поехала с Поросенком и с мамой? Природу не любит? Разве это оправдание? Это оправдание не помешало ей приехать на Мыс с посторонним мужиком, неумело изображающим из себя настоящего мужчину.

Поросенок… Как там ее маленький Поросенок? Наверняка трескает клубнику прямо с грядки, пользуясь тем, что бабушка не видит — та в это время должна варить обед на веранде. Скорее всего, зеленый борщ из всего, что окажется под рукой, даже свекольные листики туда побросает — от них и вкус необычный, и дополнительные витамины. "Ми-ми" — так называла витамины Светка, когда еще не умела нормально говорить. И рычать еще не умела.

Не объелась бы клубники. То, что немытую будет есть — не так страшно: мама еще с вечера на грядке ее промыла обильным поливом, она всегда так делает. А вот если съесть очень много клубники, может случиться несварение желудка — неполезно это Поросятам. И аллергия может развиться. Зачем Наталья отпустила дочку одну?!

Зря она сюда приехала. И на Мыс, и в родной город. Зря.

Ну, положим, в родной город не так уж и зря — она попросту обязана навещать маму хотя бы раз в год. И конечно же не одна, а с Поросенком, если муж не может оставить бизнес без присмотра хотя бы на недельку.

Но Дружников, Мыс? Это зря, определенно зря.

Зачем ей Дружников? Жила без него всю жизнь — и еще столько же проживет. И еще полстолька. И неплохо проживет.

Зачем ей Лёшка? Чем он лучше мужа? Ничем. Вообще не лучше. Может, и не хуже, но не лучше — однозначно. Другой, он просто другой. А зачем ей другой понадобился? Девять лет с мужем пролетели, как один месяц — так легко им было, так хорошо. И в то же время эти девять лет тянулись едва ли не дольше, чем вся Натальина жизнь до замужества. Теперь кажется, что все, что было до замужества — чужие воспоминания, искусственно внедренные в ее мозг. А на самом деле она никогда не была одна, всегда рядом были Поросенок и любимый до боли в сердце муж. Любимый. До боли.

Они такие родные. Они любят ее. А Наталья их предала.

Зачем? Ради чего?

Ради каких-то облаков.

Зачем ей облака?

Без всяких объяснений Наталья повернулась, и торопливо направилась к берегу.

Однако идти быстро не получалось — вода сопротивлялась, не пускала, то и дело норовя затянуть обратно в море, вернуть беглянку Дружникову. Но Наталья упорно преодолевала сопротивление. Выбивалась из сил, но бежала, бежала…

— Наташ, ну что вкось задом?

Лёшка тащился за ней хвостиком.

— Ничего. Накупалась.

Наталья говорила сухо, колюче. Сама себя чувствовала колючей. И смягчаться не желала. Она, конечно, сама во всем виновата, и нечестно винить в ее вине Лёшку. Но если бы не он, не руки его назойливые, не тайные его знания, которыми он якобы обладает — она бы ни за что не решилась бросить мужа. Значит, Лёшка все-таки виноват. И виноват куда больше самой Натальи. Зачем он любит ее столько лет? Почему даже теперь, когда она давно уже жена и мать — чужая жена, между прочим! — почему даже теперь он не может оставить ее в покое?

Едва выбравшись на песок, она тут же сорвала парео с головы и обмоталась им уже на другой манер: была чалма, стала тога. Отличная штука: и сарафан, и платок, и юбка, и даже древнеримская тога. И все это уместилось в одном куске ткани. Одна беда — если во время купания намокла чалма, то и тога окажется подмокшей. Как и Наташина репутация после сегодняшнего приключения.

На берегу было морозно. Все наоборот: сначала холодно было входить в ледяную воду, теперь же вода казалась значительно теплее, чем воздух. Кожа на руках мгновенно отозвалась некрасивыми пупырышками.

— Позамерзла?

Лёшка, видимо, заметил ее погусевшую кожу. Обнял, пытаясь согреть. Наталья раздраженно повела плечами: пусти! Дружников послушно отступил.