Обратно Лёшка вез ее на Санькином мотоцикле. Причину Наталье не объяснял, но ей почему-то показалось, что во всем виновата все та же неработающая фара, которая "то потухла, то погасла" в ту памятную ночь. С одной стороны — молодец, о ее безопасности печется. С другой — это что же, он столько лет ездит на раздолбанном драндулете, и никак не удосужится его починить?!
Скорее всего, она была несправедлива к нему. Тот мотоцикл, на котором он вез ее сегодня утром, не был похож на старую-престарую раздолбайку, а ведь тому, который из ночи цвета ночи, теперь должно быть лет этак семнадцать-восемнадцать, и это еще по минимуму, учитывая, что уже тогда он явно был перестарком. Мотоцикл, разумеется, не Дружников.
Ехать в коляске оказалось значительно удобнее, чем в седле за водителем. Но намного хуже, чем, наверное, в несчастном "Запорожце" пятьдесят-далекого года выпуска. К тому же неизвестно еще, как аукнется пребывание в коляске на Натальиных светло-голубых брючках от Феретти, которым и без того уже досталось изрядно — может, Санька в люльке картошку перевозил, или еще что-нибудь грязное?
Едва отъехав от Мыса, Лёшка свернул по чуть заметной в начинающихся сумерках дорожке в лес. Спрашивать, куда он ее везет, не имело смысла: мотоцикл рычал так, что уши закладывало даже в шлеме.
Дорожка была узенькая, почти неезженая, скорее даже тропа, а не дорога. Подчас Наталью хлестали ветви кустов. От греха подальше пришлось с головой укрыться дерматиновой попоной. А куда он ее везет, Наталья выяснит позже, когда приедут.
Остановился мотоцикл на небольшой полянке, совсем крохотной. Здесь тропка обрывалась: непонятно, кто ее сюда протоптал-прокатал — кому понадобилась дорога в никуда?
Лёшка снял с себя шлем, положил на решетку позади коляски. Обойдя мотоцикл, приблизился к Наталье и снял шлем с нее, не испрашивая ее на то позволения. Наклонившись, поцеловал.
Мягко говоря, восторга его поцелуй у Натальи не вызвал. Теперь она окончательно убедилась: сны все наврали про Лёшку. Вернее, она к ним не совсем справедлива: Лёшка в ее снах никогда не фигурировал, там присутствовали только Алёша и Алексей, иной раз случался просто Лёша. Все трое были похожи друг на друга, как три капли воды. И в то же время ни один из них, как выяснилось, не имел ничего общего с Лёшкой Дружниковым.
Губы у Лёшки и теперь, миллион лет спустя после детства, остались булатными. То ли всегда такими были, то ли ради Натальи он слишком старался, пытаясь продемонстрировать всю силу своей любви. Но кто же силу в губы вкладывает?! Им уверенность нужна, ласка и нежность. А сила губам как раз ни к чему, разве что какой-то оригинал надумает ими бутылки открывать.
Так ведь Наталья не бутылка! И Лёшка не оригинал. Тогда зачем пытать ее губами? Или это он так любовь свою до нее донести пытается? Словами сказать то ли не умеет, то ли стесняется, а губами, значит, можно?
Оторвать его от себя не было никакой возможности: Дружников, кажется, буквально вонзился в нее собой, губами своими несгибаемыми, в сталелитейном цехе отлитыми. Наталья ухватилась руками за бортики коляски, чтобы он ненароком не засосал ее всю, как удав несчастного кролика.
Увернуться от Лёшки можно было единственным способом: оставив свои губы в его губах. Пришлось покорно смириться с участью, и ждать, когда "удав" насытится.
Чтобы ждать было не так утомительно, Наталья начала размышлять. Если Лёшка до сих пор не научился целоваться — мужику, между прочим, тридцать шестой год! — чего Вика так в него вцепилась? Нужен он ей, такой? А Ольге, бывшей жене, нужен? Ведь, по словам мамы, то сойдутся, то опять разбегутся. Что за удовольствие иметь рядом мужика, не целующего, а пытающего женщину губами-клешнями.
И если он не умеет целоваться — насколько хорошо он делает все остальное? Не картошку чистит, не пылесосит или поломанные краны починяет, а… Ну, то самое. То, из-за чего Наталья в снах в девочку-облако превращалась. Из-за чего все буквы из волшебного своего наборчика теряла. То, из-за чего с ума сошла, свихнувшись на образе облака, превратив его в фетиш.
Проверять это опытным путем она ни за что не станет. Если это ее и интересует, то чисто теоретически. А практически пусть это выясняют Вика, Ольга, и еще черт знает кто. Пусть сами в облака превращаются. Наталье больше не нужны никакие облака. Ей бы от губ своих Лёшку оторвать — большего счастья и представить себе невозможно. Придется новую помаду покупать — она уже много лет пользуется только прозрачной, максимально приближенной к натуральному цвету. Такая не скроет синяки на губах.
Лёшка, наконец, отпустил ее. Не ожидая, пока он снова полезет со своей любовью, или начнет выяснять отношения, Наталья поторопила:
— Поехали! Время. Тебя Вика ждет. И водка с огурцами.
— Нехай.