Читаем В погоне за праздником полностью

И потому наши коротенькие двух-трехнедельные семейные поездки теперь кажутся более существенными, чем тогда. Сколько всего я помню из наших совместных путешествий! Как мотыльки вились вокруг керосиновой лампы на переносном столе, как мы сооружали на кулере сэндвичи с оливками, пока Джон вез нас сквозь весеннюю колорадскую метель, как читали аризонские газеты при ярком свете луны на берегу озера Пауэлл, как складывали в багажник старого “понтиака” груду комиксов для Кевина и выдавали по одному, чтобы унять его скуку и предотвратить нытье. Помню холодные серые холмы Бэдлендс в Южной Дакоте, поднимающиеся из земли, словно каменные мамонты, и как ели барбекю в гигантском вигваме у озера Дженни в Вайоминге и вращающиеся картинки в одноцентовых игральных автоматах старого “Стардаста” в Вегасе, и еще многое, многое, чего я даже не смогу описать. Время между отпусками – совсем другая история. Оно пролетело бесследно, словно монотонный шорох дней, месяцев, лет, десятилетий.

В Стэнтоне я указываю Джону на парковку возле пещер Мерамек. С самого начала поездки мы повсюду натыкались на рекламу этой достопримечательности – на билбордах, стенах домов и амбаров и в виде наклеек на бамперах.

– Ну как, Джон, хочешь осмотреть пещеры?

– Зачем это? – бурчит он, и тон мне совсем не нравится.

Опять забыла, что больше не стоит интересоваться его мнением ни о чем, потому что, когда Джон в супротивном настроении, он станет доказывать мне, что вода вовсе не мокрая. Надо помнить, что советовали врачи: ни о чем не спрашивать, просто давать указания.

– Нам сюда, – говорю я, когда мы останавливаемся возле статуй Фрэнка и Джесса Джеймсов. По-видимому, мальчики Джеймсы в какой-то момент прятались тут. И мне, тоже беглянке, здесь самое место. Я беру свою надежную трость, и мы идем к кассе.

Но когда мы пытаемся купить билеты, возникают непредвиденные трудности. Молодой человек за кассой оглядывает меня с ног до головы. Мелкий краснорожий говнюк в якобы рейнджерской форме – на два размера ему велика.

– Мэм, тур довольно длинный. Думаю, вам понадобится каталка, – заявляет он.

– Ни в коем случае, – наотрез отказываюсь я.

Он кривится, будто отведал какую-то гадость.

– Тур примерно полторы мили. Часть дороги в гору, многие дорожки влажные. У нас случалось, знаете, люди падали. А втащить внутрь носилки будет очень, очень сложно.

Я оглядываюсь на Джона. Он пожимает плечами. Помощи от него никакой.

– Ладно, – фыркаю я. Мелкий говнюк, вероятно, прав. Пещера – неподходящее место, чтобы старухе навернуться. Или как раз самое место? Но все же сажусь в кресло-каталку, такое узкое, что с трудом втискиваю свою жирную задницу.

– Держу тебя, мамочка, – говорит Джон, ухватив каталку за ручки.

– Спасибо, Джон. – Я протягиваю руку назад, касаюсь его пальцев. Ну уж раз Джон не против меня катить, попробую получить от этого удовольствие.

Перед визитом в пещеры наведываемся в туалет, а потом к буфету, где Джон торопливо поглощает первый в жизни подземный хот-дог. Вот видите? Путешествия вовсе не расширяют наш кругозор. Через несколько минут объявляют, что группа отправляется в путь.

Как только мы пересекаем порог, я понимаю, что это будет непохоже на прежние экскурсии в пещеры. Мы с Джоном и детьми однажды побывали в Карлсбадских пещерах Нью-Мехико и часами ждали у входа в пещеру заката, когда летучие мыши вылетают пировать – поедать мошкару. Но закат наступает лишь тогда, когда перестаешь думать о нем и забываешь смотреть в нужную сторону. Наконец летучие мыши вылетели, тысячи, десятки тысяч, тьма, пожравшая гнойно-лиловое небо. Ужасное и прекрасное зрелище. Кевин так и не высунул голову из-под пляжного полотенца.

Как я уже сказала, в этом месте ничего подобного ждать не приходится. Это становится ясно в первой же пещере, где пол покрыт линолеумом, как в игровой комнате. Тут стоят столы и стулья и с потолка свешивается сверкающий дискотечный шар. Я хихикаю, пока Джон провозит меня мимо.

– Тоже мне пещера, – говорю я достаточно громко, чтобы расслышали другие участники экскурсии, шестеро или семеро. Все оглядываются на нас. Да, я заноза в заднице, и мне плевать.

Наш гид, коренастая молодая женщина с некрасиво висящими песочными волосами и темными кругами под глазами, сильно простуженная, предпочитает не обращать на меня внимания и в нос, нараспев, затягивает: “В этой пещере, которую мы называем бальной залой, в сороковые и пятидесятые проводились танцы. Представляете, как молодежь отплясывала под джаз? Сегодня пещеру можно арендовать для праздника”.

Отлично. Пошла реклама.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее