В погоне за праздником

Я вижу, как Джон с чем-то ковыряется в трейлере, припаркованном на другой стороне улицы, и решаю, что мне лучше поскорее добраться до него.

– Пока-пока. Передавай всем привет.

– Мам…

Я кладу трубку – как раз вовремя, чтобы заметить, как Джон включает передачу. Неужели вздумал уехать без меня? Трейлер дергается вперед, и я кричу, во весь голос зову Джона. Прохожие останавливаются и удивленно смотрят на меня. Я пытаюсь бежать. Но бежать не могу. Колени не слушаются. Я машу палкой.

– Остановите этот фургон! Кто-нибудь! – визжу я.

Ко мне подходит молодой человек в комбинезоне механика. На правом кармане заплата с надписью “Мэл”. Руки грязные, но улыбка добрая, и он ласково заговаривает со мной:

– Вам требуется помощь, мэм?

– Да. Пожалуйста, добегите до того трейлера и скажите водителю, чтобы подождал меня.

Даже не поглядев по сторонам, молодой человек бросается через дорогу к трейлеру, который медленно катится по улице. Но не успевает добежать, как фургон уже останавливается. Молодой человек обходит трейлер, и я не вижу, что там происходит. Ковыляю, как могу, через дорогу следом за ним.

Пока я добралась до пассажирской дверцы, молодой человек уже успел пообщаться с Джоном через окошко.

– Все в порядке, мэм, – говорит он. – Ваш муж не собирался уезжать. Позвольте вам помочь?

Он открывает передо мной дверцу.

– Большое спасибо, Мэл. Вы лапочка.

Мэл улыбается, протягивает мне грязную ладонь, и я с благодарностью цепляюсь за нее. Когда он подсаживает меня, я замечаю заплату с надписью и на левом его кармане – “Филлипс 66”. Наверное, дорога распространяет свою символику.

Забравшись в трейлер, захлопываю дверь, машу молодому человеку. И жду, пока мы отъедем подальше, прежде чем заговорить с Джоном.

– С ума сошел? – ору я. – Хотел без меня удрать? Куда бы ты поехал? Что бы ты делал один? Ты пропадешь без меня, идиот долбаный!

Давление подскочило, чувствую.

– Куда ты собирался, а? Говори же! Что молчишь? Тупой засранец!

Джон смотрит на меня со смесью гнева и растерянности на лице.

– Никуда я не ехал. Мне показалось, я услышал какой-то шум, вот я и сдвинулся на пару футов. Без тебя я ни за что не уеду, боже сохрани!

– Да уж лучше и не пытайся. Придурок старый.

– Мать твою, – отвечает Джон.

Я выхватываю из держателя “клинекс” и вытираю руку.

– И твою мать тоже.

С десяток миль мы молчим. Потом Джон оборачивается ко мне с улыбкой:

– Привет, детка! – И кладет руку мне на колено.

Это короткое приветствие всегда было у нас в ходу, скоропись, заменявшая “Я рад, что ты со мной”, “Ты мне дорога” и так далее. Только я не готова принять это, что бы Джон ни подразумевал на сей раз. Я отодвигаю колено из-под его руки.

– Иди к черту.

– Чего ты?

– Я все еще сержусь. – Я скрещиваю руки на груди. – Ты чуть не уехал без меня.

– Как это?

Господи, ненавижу, когда он такое проделывает. Мы ссоримся, орем друг на друга – а пять минут спустя он уже все забыл и весь такой сладко-нежный. Что делать с человеком, который забывает сердиться? Как с этим бороться? Никак. Просто заткнуться, потому что от этого с ума, того гляди, сойдешь.

– Ты пытался уехать без меня, тупица.

Знать, как было бы правильно поступить, и так и поступить, – похоже, разные вещи.

– Ты свихнулась! Пошла к черту!

Я чувствую себя лучше. Теперь мы оба разозлились, и так и должно быть. Снова на минуту повисает молчание, а потом Джон оборачивается ко мне:

– Привет, детка.

– Привет, Джон, – вздыхаю я.

Первой перемены в поведении Джона заметила внучка. Примерно четыре года назад, приехав к нам на Рождество, она застала Джона на первом этаже, в бывшей игровой, где мы храним сувениры от всех наших путешествий, в том числе склеенную Джоном карту, на которой он разными цветами прокладывал маршруты. По словам Лидии, Джон бродил в растерянности по комнате, осматривал одну вещь за другой и бормотал себе под нос: “Тяжело будет со всем этим расстаться”.

Лидия подошла к нему и спросила:

– Дедушка, ты хорошо себя чувствуешь?

Он посмотрел на нее, сказала Лидия, так, словно не был вполне уверен, кто перед ним. Когда она повторила свой вопрос, он просто кивнул в ответ.

Тогда она спросила:

– А куда же ты собрался, дедуля? Почему говоришь, что надо расстаться со всем этим?

Он ответил односложно:

– Никуда. Я никуда не еду.

Лидия проводила его наверх, и под конец этого пути Джон выглядел уже нормально, как всегда, но все же она разыскала меня и рассказала о случившемся.

Я попыталась расспросить Джона, и он все отрицал. Он был уверен, что и на первом этаже не бывал, но я своими глазами видела, как он возвращался по лестнице. После этого пару месяцев ничего больше не происходило, и мне удалось выбросить эту историю из головы.

А потом мы поехали во Флориду. Мы направлялись в Киссимми, к друзьям, которые купили там квартиру. Всю дорогу Джон страдал несварением, головокружением и одышкой. Он твердил, что с ним все в порядке, но я не верила. На второй день пути (мы хотели добраться за два дня – как всегда, слишком спешили) он съехал на обочину, посидел, пыхтя, а потом открыл дверцу и его вырвало.

– Джон, что с тобой? – Тут-то я по-настоящему напугалась.