Читаем В погоне за призраком полностью

Ершов вошел в просторную комнату, оклеенную газетами "Гудок" и какими-то техническими журналами, видимо тоже железнодорожными. Судя по этим газетам и по тому, что на хозяине дома был железнодорожный китель, майор решил, что либо сам Аскар железнодорожник, либо кто-то из его семьи работает на транспорте.

- Вот оклеиваться собрался, - смущенно кивнул Аскар на стены, - да все времени нет. Загрунтовал, можно сказать, а до обоев руки никак не доходят. Я на железной дороге работаю начальником кондукторского резерва.

По-русски Аскар говорил довольно чисто, с почти неуловимым акцентом. Настороженность, прозвучавшая в первом его вопросе, сменилась теперь радушием. Пропустив гостя вперед, он любезно пригласил его во вторую комнату, тоже оклеенную газетами. В ней, у одной из стен, стоял диван, а у окна - небольшой письменный стол с разложенными на нем книгами по истории и археологии.

- Располагайтесь тут, - приветливо сказал Аскар, подавая стул Ершову. Это комната Жанбаева. Он просил поместить вас с ним вместе. Я тут вам второй диван поставлю. Да! - вдруг спохватившись, воскликнул хозяин и ударил себя рукой по лбу. - Велел еще извиниться Каныш Нуртасович-дня два-три он будет в отлучке. Какие-то новые исторические материалы обнаружились.

Будто теперь только заметив, что в руках Ершова ничего нет, Аскар спросил:

- А вещи вы на вокзале, верно, оставили?

- Не хотелось, знаете ли, тащиться с ними по незнакомому городу, - ответил Ершов, перебирая книги на столе Жанбаева. - Да и не был уверен, что дома кого-нибудь застану.

- Ну, теперь вам дорога знакома, перебирайтесь окончательно и, как говорится, располагайтесь, как дома. Я вам ключ оставлю, а мне на работу пора.

- Да вы хоть бы документы проверили, - смущенно улыбнулся Ершов. Неизвестно ведь, кого в дом-то пустили. Может быть, жулика какого-нибудь.

- Ну, что вы! - махнул рукой Аскар. - Я порядочного человека всегда от жулика отличу. Да и красть у меня нечего.

Ершов хотел было пойти на вокзал вместе с Аскаром, но тот поспешно возразил:

- А чего вам спешить! Успеете. Отдохните, помойтесь; умывальник во дворе. Ключ на столе будет. Если перекусить что-нибудь захотите, так тоже, пожалуйста. На кухне кое-что найдется.

Выходя из комнаты Жанбаева, Аскар прикрыл за собой дверь, выходившую в полутемную прихожую. А минут через пять, видимо уже окончательно собравшись уходить из дому, постучался к Ершову и, слегка приоткрыв дверь, просунул в нее голову:

- Чуть было не забыл еще об одном предупредить вас: нагаши тут со мной живет - родственник, значит, со стороны матери. Темирбеком его зовут. Тоже на железной дороге работает кондуктором. У меня под начальством. Человек он тихий, мешать вам не будет. Да его и дома не бывает - все в поездках. А когда и дома, так отсыпается после поездок. Комната его по соседству с вашей, но с отдельным ходом. Сегодня он в поездке с утра. Завтра только вернется. Ну, я пошел. Счастливо оставаться.

"Этого родственничка только еще не хватало!- невольно подумал Ершов. Странно, что Жанбаев решил остановиться в такой квартире. Хотя, может быть, все эти люди на него работают? Нужно будет присмотреться к ним хорошенько..."

Оставшись один, Ершов тщательно осмотрел весь дом и на стене комнаты, в которой поместил его Аскар, невольно обратил внимание на таблицу, перечеркнутую карандашом. Это был график движения поездов, который не представлял бы собой ничего особенного, если бы некоторые цифры его не оказались подчеркнутыми.

Ершову сразу же стало ясно, что это был шифр. Еще раз тщательно осмотрев весь дом и не заметив ничего подозрительного, майор закрыл входную дверь на крючок и, достав из кармана записную книжку, занялся расшифровкой.

Получилось следующее:

"Меня не будет дома дня два-три. Устраивайтесь тут и живите. Хозяин человек надежный. Двоюродный брат его, Темирбек, тоже нам пригодится. Никаких секретов, однако, им не доверяйте. Задание вам следующее: в сарае стоит мотоцикл - нужно вмонтировать в его корпус мою рацию. Рация в погребе. Достаньте ее оттуда, как только Аскар уйдет на работу. Прощупайте левую стенку. У самого пола отдерите доску. Рация за обшивкой".

Ершов спрятал записную книжку в карман и вышел в саран. Там, прикрытый какой-то мешковиной, действительно стоял мотоцикл с коляской. Майор тщательно осмотрел его. По внешнему виду он ничем не отличался от обычных мотоциклов дорожного типа. Но, ощупав коляску, Ершов обратил внимание, что под кожухом ее имелись полые места, видимо специально для рации.

Прежде чем спуститься в погреб, Ершов подошел к калитке, выходившей на улицу, и тщательно закрыл ее на щеколду. Затем разыскал ключи на кухне и одним из них открыл замок на двери погреба. Погреб оказался очень глубоким. В нем было прохладно, остро пахло овечьим сыром и овощами. Свет через дверное отверстие проникал сюда слабо, и Ершову пришлось подождать немного, прежде чем глаза привыкли к полумраку.

Стены погреба имели деревянную обшивку, доски которой были довольно плотно пригнаны одна к другой. Ершов ощупал ладонью низ левой стены, но не сразу обнаружил нужную ему доску.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Гражданская война. Генеральная репетиция демократии
Гражданская война. Генеральная репетиция демократии

Гражданская РІРѕР№на в Р оссии полна парадоксов. До СЃРёС… пор нет согласия даже по вопросу, когда она началась и когда закончилась. Не вполне понятно, кто с кем воевал: красные, белые, эсеры, анархисты разных направлений, национальные сепаратисты, не говоря СѓР¶ о полных экзотах вроде барона Унгерна. Плюс еще иностранные интервенты, у каждого из которых имелись СЃРІРѕРё собственные цели. Фронтов как таковых не существовало. Полки часто имели численность меньше батальона. Армии возникали ниоткуда. Командиры, отдавая приказ, не были уверены, как его выполнят и выполнят ли вообще, будет ли та или иная часть сражаться или взбунтуется, а то и вовсе перебежит на сторону противника.Алексей Щербаков сознательно избегает РїРѕРґСЂРѕР±ного описания бесчисленных боев и различных статистических выкладок. Р'СЃРµ это уже сделано другими авторами. Его цель — дать ответ на вопрос, который до СЃРёС… пор волнует историков: почему обстоятельства сложились в пользу большевиков? Р

Алексей Юрьевич Щербаков

Военная документалистика и аналитика / История / Образование и наука