В погоне за провокаторами

Самодержавие 80-90-х годов ударами Народной Воли приучено было бояться террористов, и слово террор бросало его в дрожь. Когда Бурцев, никем не поддержанный и ни с кем не связанный, заговорил о терроре, он привлек к себе внимание охранки. С Бурцевым стали бороться. К Бурцеву самодержавие стало относиться как к серьезному революционеру, всячески пытаясь уничтожить его, употребляя все усилия на то, чтобы гнать Бурцева из страны в страну. Его стремились или запрятать в тюрьму за границей, или получить в свои руки для расправы. Но разговоры Бурцева были так же страшны, как и его дела. Не будучи революционером-практиком, Бурцев не сделал в своей жизни ни одного революционного поступка.

Бурцев хорошо знал среду эмигрантов. Это дало материал для его исторических предприятий.

Как историк революционного движения, Бурцев не обратил внимания на революционную борьбу классов.

Одиночка в своей революционной жизни, он в революции наблюдал и видел лишь отдельных героев и безнадежную толпу. Жизни «святых» революции Бурцев и посвящал свои исторические изыскания. Изданное с его помощью и под его редакцией «Былое» снискало себе широкую известность среди огромной массы оппозиционно настроенных к самодержавию читателей. Одиночная борьба толкнула Бурцева на путь террористический, но заговорщицкая борьба вырабатывала свою технику с организациями кружков и героями заговорщиков. Там, где революционное движение опиралось на заговор, а не на класс, оно не имело периферии и глубоких корней. Достаточно было проникнуть провокатору, и революционные ячейки легко могли быть уничтожены.

С классовым движением такими методами бороться нельзя. Массовые партии, опирающиеся на класс, нельзя разрушить и захватить агентами правительства.

Когда в 900-х годах снова поднялось революционное движение, и мелкая буржуазия города и деревни вышла на сцену если и с новыми лозунгами, то со старыми тактическими приемами центрального террора, естественно, что самодержавие снова использовало против растущего революционного напора испытанный прием — провокацию. Провокация дала правительству ряд блестящих побед над мелкобуржуазными революционерами, но она же приводила к тому, что представители департамента полиции превращались в угрозу существования самого департамента.

Бурцев неожиданно после революции 1905 года выплыл на сцену, как борец с департаментом полиции и его техническими средствами борьбы. Эта слава досталась Бурцеву совсем не по заслугам. Борцом с департаментом полиции он был меньше всего. Борцом с департаментом полиции было растущее революционное движение. Массовый революционный напор приводил к тому, что аппарат самодержавия начал рассасываться, распадаться и разваливаться. Отрывая от аппарата самодержавия отдельных его представителей, революционное движение должно было оторвать от этого аппарата и те его части, которые были заключены в недрах департамента полиции. Такие перебежчики на сторону революции естественно и приносили с собою и тайны департамента полиции. Видный чиновник Бакай начал разоблачать тайны департамента полиции. Бурцев сделался его пером и глашатаем. Этот случайный союз, возникший в момент роста революционных волн между историком мелкобуржуазного революционного движения и кающимся чиновником, продолжался и в эмиграции.

Самым крупным делом Бурцева в борьбе с самодержавием считалось открытие им провокации Азефа. Бурцев горделиво приписывает себе честь вскрытия истинной роли Азефа перед центральным органом партии эсэров. Но достаточно вчитаться в страницы воспоминаний Бурцева, чтобы понять, что не Бурцев открыл Азефа. Азеф был открыт и уничтожен самим бывшим директором департамента полиции Лопухиным в тот момент, когда он понял, что в лице Азефа полиция имеет не столько орудие борьбы с революцией, сколько сами используются предприимчивым и сильным провокатором. Вот и вся деятельность Бурцева.

В тот момент, когда классовая дифференциация страны выдвинула на революционную сцену массовые батальоны пролетариата, Бурцев стал лишним в революции человеком, революционером и эмигрантом по недоразумению. По своей идеологии Бурцев ни разу не ушел дальше буржуазной демократии. Он шел в ногу с российской буржуазией в борьбе с самодержавием, хотя иногда и рекомендовал террор, как временный метод борьбы. Бурцев на практике принимал энергичное участие в уничтожении той революционной организации, которая пробовала практически осуществить террористические рассуждения о центральном терроре. Борясь с Азефом, Бурцев нанес центральному комитету партии эсэров и идее центрального террора удар, от которого он не мог уже оправиться. Но, нанося партии эсэров уничтожающий удар, Бурцев совершил свое последнее дело в жизни.