В погоне за рассветом

В коридоре меня уже поджидал управляющий с известием, что главный министр Ахмед желает, чтобы я немедленно пришел к нему. Я отправился в его покои, предаваясь совсем нерадостным мыслям: «Каким образом этот человек так быстро все узнал?»

Араб принял меня в кабинете, который был украшен одной-единственной массивной глыбой — полагаю, что это можно назвать скульптурой, созданной самой природой: огромная скала в два человеческих роста высотой и в четыре раза больше в окружности; гигантский обломок застывшей лавы, которая со всеми своими серыми изгибами и складками, большими и маленькими отверстиями, выглядела как окаменевшее пламя. Из чаши с благовониями, спрятанной где-то у основания глыбы, поднимался ароматный голубоватый дымок, спиралью обвивавший все изгибы и выходивший то из одних отверстий, то из других — так что все сооружение, казалось, корчилось в медленных беспрерывных муках.

— Ты ослушался и бросил мне вызов, — немедленно заявил Ахмед без всяких приветствий и вступлений. — Ты продолжил шпионить, пока не разнюхал нечто, что принесло вред одному из наших высокопоставленных министров.

Я сказал:

— Эти известия я получил еще до того, как вы меня предупредили. — После чего предпочел больше не извиняться и не оправдываться и храбро добавил: — Выходит, у вас тоже есть шпионы?

— То, о чем говорят на дороге, слышат и в кустах, — безразлично произнес он. — Старая ханьская поговорка.

Все еще храбрясь, я заметил:

— Но только при условии, если в кустах есть ухо. Все это время я считал, что мои служанки доносят о моих поступках Хубилай-хану или принцу Чимкиму, но воспринимал это как должное. А выходит, на самом деле они шпионили для вас, не так ли?

Уж не знаю, стал бы он запираться и все отрицать или в порыве бешенства сказал бы мне правду, но дело в том, что как раз в этот момент произошла маленькая заминка. В дверном проеме соседней комнаты из-за занавеса внезапно появилась женщина, а затем, осознав, что Ахмед не один, резко отпрянула обратно. Я не успел ее толком разглядеть и смог лишь заметить, что это была на удивление крупная и элегантно одетая женщина. Она явно не хотела, чтобы я увидел ее, из чего я заключил, что это чья-то жена или наложница, тайком изменявшая своему мужчине. Однако я не смог припомнить, чтобы раньше видел где-нибудь во дворце такую высокую и мощную женщину. Я подумал, что художник мастер Чао, говоря об извращенных вкусах араба, не сказал ничего о предметах его увлечений. Неужели wali Ахмед испытывал особую склонность к женщинам, которые были крупнее мужчин? Я не подал вида, что заметил незнакомку, а сам хозяин не обратил на эту заминку никакого внимания и сказал:

— Управляющий обнаружил тебя у покоев великого хана. Я правильно понимаю, что ты уже все ему рассказал?

— Да, wali, именно так. Хубилай собирается вызвать министра Пао и задать ему несколько вопросов.

— Это бесполезно, — ответил араб. — Представь, министр малых рас спешно отбыл в неизвестном направлении. И не вздумай с присущем тебе наглостью обвинить меня в том, что я потворствовал его спешному побегу. Полагаю, причиной послужило то, что этот Фао узнал двух своих земляков, тех самых, которые опознали его и чьи опрометчивые сплетни подслушал твой шпион.

Я сказал совершенно искренне:

— Я не настолько дерзок, чтобы стать самоубийцей, wali Ахмед. Я ни в чем не собираюсь вас обвинять. Позволю себе лишь заметить, что великий хан, похоже, доволен, что узнал те сведения, которые я ему сообщил. А посему, если вы накажете меня за ослушание, то представляю, как Хубилай этому удивится.

— Наглый сын свиньи! Ты смеешь утверждать, что я испугаюсь гнева великого хана?

Я ничего не ответил на это. Взгляд его агатовых глаз окаменел еще больше, чем обычно, и он продолжил:

— Запомни это как следует, Фоло. Мое состояние зависит от ханства, в котором я являюсь главным министром и вице-правителем. Я буду не только предателем — я буду идиотом, — если начну подрывать устои государства. Я жажду так же страстно, как и Хубилай, завоевать Юньнань, затем империю Сун, а после этого и весь остальной мир тоже, если только мы сумеем это сделать и если будет на то воля Аллаха. Я не браню тебя за то, что ты раньше меня обнаружил, что при дворе Хубилая благоденствует лазутчик юэ. Но запомни как следует: я — главный министр. Я не потерплю неповиновения и предательства от низших по положению и особенно — от человека, намного моложе и неопытней меня, от чужака, жалкого христианина, лишь недавно появившегося при дворе, и, кроме всего прочего, дерзкого выскочки с чрезмерными амбициями.

Я начал было довольно сердито:

— Я здесь чужак не больше, чем…

Но Ахмед властно поднял руку: