В погоне за счастьем

И не спешил браться за топор. Фредди заявил:

– Ладно, если тебе слабо, тогда сам держи гуся, а я отрублю ему голову.

Я понял: если позволю ему взять в руки топор, то рискую остаться без пальцев, и решил сам отрубить голову гусю.

Поднял топор и посмотрел на присевшего у полена Фредди. В какую часть тела Фредди мне направить топор? Я должен прикончить его одним ударом. Полиция не поверит, что я промахнулся, если зарублю его несколькими ударами. Выдохнул и подумал: сколько раз я мечтал об этом… Потом с силой махнул топором и отсек гусю голову.

Проклятье! Когда судьба дала мне шанс, оказалось, что у меня кишка тонка.

– Молодец, – похвалил меня Фредди. – А теперь его надо ощипать, выпотрошить и пожарить.

Только через несколько лет после этих событий я понял, как круто могло изменить мою жизнь убийство Фредди. Но тогда я был очень недоволен собой. И успокаивал себя тем, что в моей жизни оставался еще один человек, которому должен отомстить.

Возможно, прогулки на лодке с дядей Генри, когда мне было восемь лет, его рассказы о далеких странах и женщинах, которых он там видел, повлияли на мой выбор после окончания школы. В общем, я пошел в армейский призывной пункт.

В Милуоки меня больше ничего не удерживало. Весной 1970 года, во время «мартовской лихорадки», когда смотрел матчи по телевизору, мать сказала мне, что если захочу, то смогу заработать миллион долларов. Я не знал, что готовит мне судьба, но понимал: настала пора покинуть свое гнездо.

Оглядываясь в прошлое, могу утверждать, что мне повезло и я родился вовремя. Я помню себя начиная с 1950-х годов. К счастью, когда стал совершеннолетним, обязательная воинская повинность была отменена. Родись я на пару лет раньше, мог бы угодить во Вьетнам.

Летом 1971 года мне было семнадцать лет и я заканчивал школу. Однажды шел по Висконсин-авеню, и мой взгляд остановился на витрине магазина военной одежды. В витрине я увидел девушку, которая приложила к телу майку, пытаясь понять, подходит ли ей размер. Я влюбился в эту девушку с первого взгляда, словно Амур пронзил мое сердце своей стрелой.

Я вошел в магазин и представился. Ее звали Шерри Дайсон. Она была из Вирджинии и училась в колледже Морган, а в наш город приехала навестить родственников. На ее голове красовалась прическа афро, а грудь была неописуемой красоты. Вообще ее красота была не гламурной, а очень реальной. Она была доброй, умной, с чувством юмора, и мы с ней быстро разговорились. После нашей первой встречи мы два дня просто болтали.

Шерри не знала, что я на четыре года младше, но после того, как мы вместе сходили в кино на фильм «Лето 1942-го», в котором рассказывается о любовной связи мальчика и взрослой женщины, мне пришлось сказать ей, сколько мне лет. Даже сейчас, когда слышу мелодию из этого фильма, чувствую, будто мне снова семнадцать и я влюблен в Шерри Дайсон, красавицу из состоятельной семьи в Ричмонде, штат Вирджиния. У ее отца было агентство ритуальных услуг A. D. Price Funeral Home, а ее мать работала школьной учительницей. Шерри выросла в большом и красивом особняке по адресу Хэйнс-авеню, Ричмонд, Вирджиния. Никогда не забуду этот адрес, потому что отправил по нему множество открыток и писем.

К тому времени я понял, что дружить с девушками – накладное дело. В последнем классе школы я был страшно удивлен, когда телефонная компания прислала счет на девятьсот долларов – столько я наговорил, когда звонил Шерри в Вирджинию. В то время я работал посудомойщиком в стейк-хаусе Nino’s и в лучшем случае зарабатывал сотню долларов в неделю.

Я спрятал телефонный счет, но вскоре мать ответила на звонок из телефонной компании, и ей сообщили, что наш телефон отключат на неуплату. Мать сказала представителю компании, что даже не видела телефонного счета, но поняла, кто наговорил на эту астрономическую сумму. Вместе с ней мы отправились в офис телефонной компании, в котором мне пришлось признаться, почему наш телефонный счет такой огромный. Удалось договориться, что до своего совершеннолетия буду перечислять компании все, что заработаю, в счет уплаты долга.

Я сам был виноват в случившемся, но на следующий день на работе закатил скандал по поводу того, что официанты не делятся со мной чаевыми, хотя, по идее, должны были это делать. Менеджер пожал плечами и сказал, что я должен быть благодарен за то, что у меня вообще есть работа. Я обалдевал от жары, которая стояла около «трясущегося старика Hobart»[39], и решил всем отомстить. Потом, после содеянного, чувствовал себя таким же виноватым, как и чуть позже, когда опять же ради телефонных разговоров с Шерри заложил принадлежащий Офелии телевизор. А тот вечер в стейк-хаусе Nino’s я описал все чистые тарелки, вымытые в посудомоечной машине. Я пил воду и писал на чистые тарелки, зная, что в этот вечер уволюсь.