В погоне за смыслом жизни

К таким пессимистическим выводам приходят герои г. Горького исключительно потому, что не находят себе надлежащего места между людей, не находят себе дела, которое считали бы достойным своей работы, и потому чувствуют себя лишними. Фома Гордеев, этот представитель беспокойного человека из класса купцов-миллионеров, смотрит с завистью на кипящую вокруг него работу людей, не думающих и потому легко примиряющихся сокружающей их пошлостью. «Они, – думал Гордеев» – нужны, а я… ни к чему… Мы живем без сравнения… и без оправдания, совсем зря… И совсем не нужно нас. Мы вое – лопнем… ей Богу! б отчего лопнем? Оттого что… лишнее все в нас… в душе лишнее… и вся наша жизнь лишняя…»

Если хотите, то философия эта, высказываемая и другими героями г. Горького, напоминает собой несколько «кладбищенство» Помяловского [8] . Но только напоминает. Между «кладбищенством» с его холодно равнодушным отношением к суете житейской и недовольством г. Горького очень существенная разница.

Не меньшая разница также существует между «лишними людьми» Тургенева и считающими себя «лишними» героями г. Горького. Люди, зараженные «кладбищенством», смотрят на жизнь холодно мрачным взглядом, постоянно твердят о суетности всего живого. «Лишние люди» Тургенева ясно видят пошлость окружающей их жизни, сначала смотрят на эту жизнь свысока, затем мало-помалу снисходят, смиряются и превращаются в Гамлетов Щигровского уезда или Чулкатуриных и успокаивают себя известным софизмом о заевшей их среде.

Герои г. Горького, хотя и считают себя «лишними людьми», однако никогда не смиряются. Беспокойство духа, присущее всем им, не позволяет мириться с пошлой обстановкой или же принимать в ней участие без всякого протеста. В то же время сильная вера в себя, в свои силы мешает им взвалить всю вину за свои мучения на окружающее их общество, на пресловутую «среду».

«Каждый человек, – говорит Коновалов, – сам себе хозяин, и никто в том не виновен, ежели я подлец есть». «…Жизнь плохая, – возмущается Фома Гордеев. – И что вы все на жизнь какую-то жалуетесь? Какая жизнь. Человек – жизнь и кроме человека никакой еще жизни нет…»

Коновалов подробно излагает свой взгляд по этому поводу.

«Кто виноват, – говорит он, – что я пью? Павелка, брат мой, не пьет – в Перми у него своя пекарня. А я вот работаю не хуже его, – однако бродяга и пьяница, и больше нет мне ни звания, ни доли… А ведь мы одной матери дети. Он еще моложе меня. Выходит, что во мне самом что-то неладно… Не так я, значит, родился, как человеку это следует. Сам же ты говоришь, что все люди одинаковые: – родился, пожил, сколько назначено, и помри! А я на особой стезе… И не один я – много нас этаких. Особливые мы будем люди… и ни в какой порядок не включаемся… Особый нам счет нужен… и законы особые… очень строгие законы – чтоб нас искоренять из жизни! Потому пользы от нас нет» а место мы в ней занимаем и у других на тропе стоим… Кто перед нами виноват? Сами мы пред собой и жизнью виноваты… Потому у нас охоты к жизни нет и к себе самим мы чувств не имеем… Матери наши не в урочные часы зачали нас – вот в чем сила…»

Тургеневский «лишний человек» Чулкатурин тоже жалуется на то, что мать им «обремизилась», что в течение всей своей жизни он не находил себе места и т. д., но какая огромная разница между этими жалобами! Какими жалкими и дряблыми выглядят все эти Чулкатурины и Гамлеты Щигровского уезда перед Коноваловыми, Гордеевыми, Орловыми и другими «беспокойными», ищущими своей точки «босяками» г. Горького!..

В чем же кроется причина этого различия двух совершенно одинаковых по своей сущности типов? Причина эта лежит в нравственной мощи «лишних людей» г. Горького. Гамлеты Щигровского уезда сознают и чувствуют, что сила человека лежит в его индивидуализме. «Что мне в том, что у тебя голова велика и уместительна, – говорят они… – Ты будь хоть глуп, да по своему! Запах свой имей – свой собственный запах, вот что!»… Но дальше слов не идут и сейчас же «смиряются». Для протеста у них не хватает необходимого количества силы воли.