В погоне за Солнцем

Следующие четыре дня я провел в Модхере, в штате Гуджарат, где меня интересовал один из величайших храмов Солнца; затем оказался в Ахмед-абаде, в Дели и, наконец, в последнем пункте моего путешествия – Варанаси, где меня ждал гид Равид (“Мое имя значит “Солнце”, – объяснил он мне). В свои тридцать восемь он выглядел исполнителем главной роли в болливудском кинохите, хотя ему недоставало статности и выдающейся челюсти, а волосы явно страдали от обилия хны. Один из самых высоких индусов, которые мне встречались, он шагал неуклюже, подергивая конечностями, в ботинках на босу ногу, на правой руке – серебряный браслет. Этот человек станет моим проводником в культурном мире Индии на ближайшие три дня.

Варанаси является наиболее священным городом для индуистов и превосходит возрастом все современные крупные индийские города – Ченнаи (бывший Мадрас), Мумбаи (бывший Бомбей), Колкату (бывшую Калькутту) и Нью-Дели – как минимум на два тысячелетия, что делает его одним из древнейших городов на свете, таким же древним, как Иерусалим. Его постоянное население составляет 1,1 млн человек. Верующие приезжают сюда, чтобы умереть, либо их тела привозят для кремации (как поступили с телом госпожи Ганди), чтобы освободить их от бремени сансары (реинкарнации). Нет города, который обладал бы большим символическим значением в индийской культуре. Называемый Банарас, до независимости – Бенарес (попытка англичан-колонизаторов сохранить могольскую версию древнего индуистского имени), он известен также под именем Каши, от санскритского корня со значением “сиять”, т. е. “город света”[1011]. Эта игра слов подчеркивает соотношение между названием и просвещением. Именно здесь самый известный индийский духовный учитель Сиддхартха Гаутама оставил свою жизнь в роскоши и произнес первую проповедь. Вскоре он был провозглашен Буддой.

В Каши представлены все боги индуистского пантеона – нет нужды идти куда-то еще, говорят местные, есть все, что нужно для души. В первую очередь город является святым местом, в нем 1,5 тыс. храмов, но известен он и своими университетами (иностранцы называют его индийскими Афинами), а также куртизанками, поэтами, ворами, медными мастерскими, шелком, бетелем, даже сладостями.

В первый день Равид отвел меня в Лоларка Кунд (“Дрожащее солнце”), один из двух храмов, упоминаемых в высшем санскритском эпосе о древней Индии – Махабхарате. Храм расположен на маленькой площади, напоминающей те, что в Венеции располагаются за главными пьяцца, но из этого простого прямоугольника тридцать пять неожиданно крутых ступенек спускаются к бассейну 15 м ниже. Храм был выстроен местным правителем в XVIII веке после того, как тот излечился купанием от проказы. Равид объясняет, что в течение месяца Бхадрапада, где-то в августе-сентябре, верующие стекаются сюда, движимые благоговением и надеждой. Бесплодные женщины молятся о том, чтобы им было даровано бремя, беременные – об удачном разрешении сыном. Чтобы осуществилось последнее, женатые пары окунаются в воду вместе, сари жены привязывается к дхоти мужа. У женщин принято во время купания оставлять в воде овощи (символ плодородия), обычно какой-то вариант кабачка. Страдающие кожными заболеваниями оставляют одежду. Сколько народу помещается на этом пятачке? “Двадцать тысяч в день или в два”.

Фотография Дасасвамед-гхата (буквально – набережная Десяти жертвенных коней), одной из самых старых и самых священных площадок на Ганге. 1831 год (Courtesy of the Rare Book Division of the Library of Congress)

Равид счастлив демонстрировать свои знания, пока я иду за ним через самые ухоженные районы города. Индуистскую традицию не охватишь и за всю жизнь – ее сложную мифологию, многообразие божественных проявлений, изощренные ритуалы, ее учения о жизни и смерти. У тех, кто ведет хорошую жизнь, заметно свечение на лице, в индуизме есть специальное слово для этого – thejas. Солнце сострадает, излечивает и поддерживает, продолжает Равид, но в индуизме считают, что нельзя идти за тенью, потому что она приносит несчастье, и нельзя наступать на чужую тень, потому что это сведет ее владельца с ума.

Было почти шесть вечера, и рядом с храмом находилось всего несколько игравших в классики детей, шелудивая собака и пара обезьян. После заката высшие касты сидят по домам, а неприкасаемые роются в отбросах у общественных колодцев или собирают коровий навоз на продажу в качестве горючего. Пришло время возвращаться в гостиницу.