Не обошлось без курьезов. Застрял Куропятов. Широченные плечи не пускали. Еле вытащили его за ноги. Через подвал чекисты проникли в сад. Бесшумно скрутили дремавшего на посту юнкера и отворили калитку.
Извод красногвардейцев ворвался в дом. Ошеломленные неожиданным нападением господа офицеры подняли руки.
Изотов пригласил понятых и распорядился начать обыск.
Вскоре на стол, с которого Изотов смахнул на пол колоду игральных карт, легла шкатулка с золотыми червонцами.
Вошел Куропятов с мешком, распорол его по шву и достал блистающую золотой насечкой дамасскую саблю.
Где-то в отдалении протяжно грохнуло и зазвенело, как будто разлетелся на куски огромный стеклянный сосуд. Вздрогнули под ногами доски пола.
— Похоже по звуку на шрапнель,— промолвил Изотов.
В комнату заскочил перепуганный Тихон с саблей в руках.
— Светопреставление, господи помилуй,— заорал он,— картина свалилась, едва не зашибла насмерть. Это заговоренная колобродит.
— Дедушкина певунья, заветная,— прошептал Иван.— Откуда она у тебя, Никифорович?
— Давненько эту диковину хозяину принесли. Фрол Кузьмич не мог совладать с ней. Помаялись мы тогда. Точно заговоренная. Забери ее от греха подальше.
Иван бережно коснулся ладонью рукоятки сабли.
Угрюмов не сводил глаз с булатного узора. Он, прослуживший немало лет в кавалерии, понимал толк в холодном оружии.
— Уж не сабля ли старика Федота? — поинтересовался у Изотова один из понятых — пожилой рабочий оружейного завода.
— Она,— радостно произнес Иван, взмахнув тонко зазвеневшей саблей.
— Ты гляди, где отыскалась,— хмыкнул рабочий.
Под конвоем арестованных, ценности и оружие отправили в ЧК.
В калитку вбежал красногвардеец из охраны ревкома:
— Товарищ Изотов, вас срочно кличут.
В коридоре ревкома Иван столкнулся с председателем городской Чрезвычайной комиссии.
— Я за тобой посылал, Иван Маркелович. Получена депеша из губернского комитета партии. Объявлена массовая мобилизация коммунистов.
— На фронт?
— Да, представь себе, чехи поднялись. Захвачена станция Ново-Сергеевская. Оренбург осажден. Рабочим отрядам и коммунистическим дружинам против регулярных войск не устоять. Товарищи из губернского комитета партии предлагают направить тебя комиссаром в полк «Уральский пролетарий».
— Прикажете сдать конфискованную саблю под охрану? — спросил Иван.
— Чудак-человек. Она тебе в бою пригодится,— улыбнулся председатель.— Предупреди своих. Лучше, если они покинут город. Видно, нам его не удержать. Большая заваривается каша, Иван Маркелович.
В один полк с Иваном попал Куропятов.
V
Командир кавалерийского полка Кирилл Изотов, сопровождаемый ординарцем, объезжал посты. Вечерело. Над болотной поймой, сбиваясь в кружащиеся тучи, надсадно звенела мошкара. Она заползала в рукава и под воротники гимнастерок, в уши коней, заставляла их недовольно фыркать и трясти головой. Командир пустил коня в галоп, направляя его к редколесью, за которым поблескивала река. Над поймой пронесся хохот филина.
«У, контра болотная»,— пробормотал ординарец, испуганно озираясь по сторонам.
В штабе Изотову передали депешу: «К вам направляется член РВС армии т. Шурыгин. Приказываю обеспечить встречу и выслать боевое охранение по пути дальнейшего следования члена РВС в полки бригады. Комбриг Грязнов».
К полуночи член РВС армии прибыл в расположение полка. Кирилл представился ему.
— Занимайся, командир, своим делом,— сказал Шурыгин.— Утром проверим готовность личного состава к боевым действиям.
Адъютант и порученец члена РВС, промаявшись несколько десятков верст в седлах, заснули мгновенно.
А Степан Егорович, отпустив командира полка и накинув солдатскую шинель, отправился побеседовать с кавалеристами.
У покосившейся деревянной развалюхи с заколоченными ставнями на завалинке из бревен расположились несколько красноармейцев.
Шурыгин присел с краю, поздоровался и, достав кисет, свернул цигарку.
— Я извиняюсь душевно, мил-человек, табачишком не поделимся? Курить охота…— обратился к нему смуглый парень с резко сошедшимися на переносице бровями и густыми смоляными усами.
Степан Егорович протянул туго набитый кисет, и смуглый парень, переполовинив его с непостижимой быстротой, вернул обратно.
— Что, махоркой не снабжают? — спросил Шурыгин.
— Нет, перепадает, но, извиняюсь душевно, чужой, он завсегда приятней. А вы, товарищ, видать, из пополнения, что-то мне личность ваша неприметна?
— Точно, оттуда,— кивнул Шурыгин.
— И куда определили, извиняюсь, в первый или во второй эскадрон?
— Я больше по хозчасти, нестроевая команда,— закашлялся Шурыгин.
— Понятно, кто с грыжей или животом мается, тех в нестроевую списывают,— улыбнулся Степану Егоровичу новый знакомый.— А, к примеру, белые нападут, чем отбиваться будешь?
— Обмотками,— весело отозвался кто-то из красноармейцев,— а лучше всего голенищем от сапога.
— Человек в глаза шашку не видывал, а ты его, Михрюта, в пот вгоняешь.
— Не робей,— обнадеживающе хлопнул Шурыгина по плечу Михрюта,— мы беляков сами порубаем, а ты гляди по своей кухонной команде, чтобы был порядок по части жратвы и курева.