В погоне за «старым соболем»

— Свечей нынче не достать,— жаловался Тихон, с любопытством разглядывая Дмитрия Павловича.

Неужто этот уставший, заросший щетиной человек, в потрепанной солдатской шинели, в порыжелых разбитых сапогах, его высокоблагородие подполковник Угрюмов? Те, что пришли с ним, выглядели не лучше.

— Воистину, кто был ничем, тот стал всем! — усмехнулся подполковник, обращаясь к своим попутчикам.— Недурственно устроились лакеи на барских харчах.

— Помер хозяин, благодетель наш,— всхлипнул Тихон.

— Дядюшка приказал долго жить?! — воскликнул Дмитрий Павлович.— Я его законный наследник. А ну, отвечайте без утайки, где хозяйское золото?

— Этого нам неведомо,— буркнул Филька,— хозяин нас не больно-то жаловал.

Тихон, стараясь не выдать волнение, поник головой.

— Понятно. Обчистили дядюшку,— засмеялся подполковник и выхватил наган.

Филька метнулся к двери спальни. Прогремел выстрел. Пуля просвистела у него над головой. Филька охнул и присел на корточки. Ствол нагана уперся ему в лоб.

— Не губи сына, не бери греха на душу! — завыл Тихон, падая на колени.— Золотишко вернем, нам оно без надобности.

Тугой кожаный мешочек вызвал у подполковника прилив хорошего настроения.

— Ладно. На первый раз всех прощаю. Сооруди, Тихон, гостям баньку. Подбери мне и господам офицерам штатское тряпье. И запомните, о том, что я здесь,— никому ни слова.

ЧЕКИСТЫ

I

В доме Изотовых шумно: собрались родственники, соседи. Явился с домочадцами и однополчанин Григорий Куропятов. «Ванюша, жив, уральская косточка»,— восклицал он, утирая пятерней слезы.

Выпили за возвращение. Помянули добрым словом дедушку Федота, Маркела Изотова. «Где сейчас Кирюшка, ни слуху ни духу,— задумчиво произнес Иван.— Мать глаза выплакала. Неужто голову сложил?..»

В марте восемнадцатого Ивана Изотова приняли в ряды Российской Коммунистической партии большевиков. А вскоре по рекомендации ревкома он был направлен в городскую Чрезвычайную комиссию. Стал чекистом и Григорий Куропятов.

В Петроградском окружном госпитале кость срослась криво, и с тех пор Изотов прихрамывал на правую ногу.

Спекулянты, лабазники прозвали его меж собой «хромоногий комиссар».

Однажды на улице Изотова остановил старик Авдонин. В молодости он славился искусством гравировки на холодном оружии, знал дедушку Федота и Маркела Антоновича.

— Хлеб, паря, вы зазря едите,— сердито покусывая сивый ус, пробормотал старик.

От удивления и обиды у Ивана задрожали губы.

— Это хорошо, что упрек к сердцу принял,— смягчился Авдонин и, притянув к себе Ивана, прошептал:

— Погляди за домом Фролки-кровососа. Жильцы там объявились веселые.

II

С размахом подготавливал офицерский заговор подполковник Дмитрий Угрюмов. Привлекал оставшихся в городе офицеров, завел знакомства с лабазниками, уголовниками. Искал полезных людей. На дядюшкины золотые червонцы достал десятки винтовок, ящики патронов, ручные пулеметы и гранаты.

Вскоре и особняке с плотно закрытыми ставнями поселилось двенадцать офицеров. Они уничтожили все съестные и спиртные запасы хозяйских кладовок, и, чтобы прокормить эту прожорливую ораву, Тихону приходилось дважды в день доставать продукты. И тут выручало купеческое золото.

Иногда Дмитрий Павлович уезжал на несколько дней в Уфу или Екатеринбург, где установил контакты с группами контрреволюционеров, готовивших вооруженное восстание. На время его отсутствия старшим оставался штабс-капитан Рочев. Высокий, худощавый, неразговорчивый, он держался замкнуто и ни с кем из офицеров не поддерживал дружеских отношений.

И один из таких отъездов Угрюмова, когда господа офицеры, одурев от карточной игры и выпитого самогона, разбрелись по комнатам, Рочев вышел в сад. И тут на свою беду Султан выскочил из будки. Он привык к постояльцам и даже позволял некоторым из них себя гладить. Но при виде Рочева короткая шерсть волкодава топорщилась, он угрожающе рычал и нетерпеливо царапал землю когтистыми лапами.

Штабс-капитан уставился на Султана. Тот рванулся, натягивая цепь. Рочев выхватил наган и выстрелил псу в оскаленную пасть. Султан судорожно дернулся и затих.

Обомлевший от страха и ужаса Тихон заметил, что штабс-капитан, возвращаясь в дом, напевал вполголоса.

Когда Дмитрий Павлович вернулся из Уфы, Тихон ему рассказал о случившемся.

— Зачем пса уложил? — строго спросил Рочева подполковник.

— Он меня на своем собачьем языке оскорбил,— улыбнулся штабс-капитан,— я людям не прощаю, а собаке и подавно.

Обескураженный таким ответом, Дмитрий Павлович хмыкнул. Больше они к этому разговору не возвращались.

Подполковника занимали другие заботы.

«Хороши царевы слуги! Их благородия,— шептал в закутке под лестницей Тихон, заливая обиду тошнючим самогоном.— Им что животину порешить, что человека. Злодеи, картежники, пьяницы>>.