В погоне за Тайной

— Расскажи мне об Ари, своей бабушке, — попросил он, вынудив Зосю своим вопросом потерять интерес к происходящему за окном и обратить взгляд на внука.

— Почему ты ею вдруг заинтересовался?

— Не могу объяснить, но у меня есть предположения, что с ней могут быть связаны какие-то тайны.

— Например?

— Кардинал Анджи-первый, например, выделяет своим вниманием именно ее потомков.

Зося нахмурилась и на несколько минут погрузилась в себя, едва заметно шевеля губами. Наконец, ее взгляд ожил и в нем появилась искра восторга.

— Чертов засранец, а ты, пожалуй, прав.

— Тван, Зося, мы ругаемся словом тван.

— Хорошо, — покорно качнула головой Зося, — тванский умный засранец. Или мне надо сказать — затванец?

Бэй рассмеялся, обреченно махнув рукой, а Зося посерьезнела, возвращаясь к своему куску пирога.

— Меня, конечно, удивило, когда молодой племянник, я говорю об Анджи-старшем, вдруг объявился в начале семидесятых и стал настаивать на восстановлении нашей ветви в семье. У него даже был готов план, как этого добиться. Например, приглашения на те самые вечера, где твоя мать познакомилась с твоим отцом. Признаюсь, я сначала отказывалась. И не смотри на меня недоверчивым взглядом. Считай это унаследованной от матери гордостью. Она никогда не сожалела о своем выборе, была счастлива, отец носил ее на руках всю жизнь. О большом семействе Вальдштейнов и всем, что с ним связано, я узнала только когда меня начал окучивать новообретенный австрийский родственник. Но в деньгах мы не нуждались. Мы и с родителями жили неплохо, а потом я удачно вышла замуж. Маркус обладал хваткой бульдога в делах, так что нам и детям было всего достаточно.

— Но Анджи умеет быть убедительным и настойчивым, — продолжил Бэй.

— Умеет ждать и может увлечь красивыми историями романтичных девиц вроде твоей матери. Взрастить ростки тщеславия — как в душе твоего дяди, — добавила ему в тон Зося. — Но возвращаясь к Ари… если твое предположение верно, то среди гвардии Кардинала не будет потомков Германа, брата моего деда Кристофа, мужа Ари. Хотя почему ты думаешь, что все интересное должно быть связано с ней, а не самим Кристофом, например?

— Не знаю. Предчувствия или жажда романтики. Гораздо приятнее думать, что тайны связаны с прекрасными женщинами, — обворожительно улыбнулся Кобейн. — Кстати, она хоть была прекрасной? Что ты о ней знаешь?

Зося покачала головой, неуверенно разводя руками.

— Почти ничего. Она умерла вскоре после рождения двойняшек, Юлианы, моей матери, и Рихтера, деда Анджи. Мама рассказывала лишь об отце: строгом, слишком правильном, холодном, который не участвовал в жизни детей, отдав их заботам гувернанток. Он на несколько лет оборвал все связи с дочерью после неугодного союза с цирковым борцом и бегства в Голландию. Дед ненадолго появился в наших жизнях, когда мне было лет десять. Но я его почти не помню. Какая-то равнодушная, серая тень. Однажды мама сказала, что Кристоф слишком сильно любил Ари и не смог оправиться после ее смерти. Она даже думала, что отец винит близнецов в потере жены, отсюда его холодность к детям. Что он искал во внуках сходство с Ари, поэтому и объявился спустя много лет, словно хотел посмотреть на нас, но не нашел того, что хотел.

— А ее портреты сохранились?

— У меня — нет. Но я видела один в доме дяди Рихтера. Я специально поехала в Вену, когда восстановились связи с семьей, захотелось посмотреть на лица предков, в том числе, и на бабушкино. Я придумала себе полупрозрачную фею неземной красоты, хрупкую, как хрусталь.

Зося рассмеялась.

— Какая она на протрете?

— Непохожая на ту, которую я придумала, — призналась бабуля, — Кобейн, не мне тебе рассказывать, что может сделать со светом и тенью фотограф, что уж говорить о художнике, в котором желание самовыражаться может победить над необходимостью передавать правду.

— А если без философских отступлений?

— Ари не произвела на меня неизгладимого впечатления. Лицо с правильными чертами, достаточно выразительные большие глаза. Но я бы никогда не назвала ее красавицей. Хотя, опять возвращаясь к фотографии, ты же знаешь, что притягательность некоторых людей исчезает на бумаге, теряется в двухмерном пространстве. Чтобы почувствовать их очарование, нужно оказаться рядом.

Бэй отмахнулся от разглагольствований.

— Еще что запомнилось?

— Помягче, тванский внук, — возмутилась вдруг Зося и утащила с его тарелки последний кусок пирога. — А то я чувствую себя на допросе.

— Еще пирога или чай?

— Я подумаю, — обиженно протянула бабуля, отворачиваясь к окну.

Внук терпеливо молчал пару минут, но потом не выдержал и позвал официантку. Заказал себе эспрессо.

Зося, потеряв интерес к происходящему за окном, заговорила после того, как улыбчивая девушка оставила на их столе чашечку с кофе.