В погоне за Тайной

Кобейн быстро определил чувствительные места на ее теле и остался доволен собой и тем, как легко он направлял Карину к вершинам наслаждения и будил в ней чувственность. Ему тоже было очень хорошо. Незабываемо. А то, что Бэй не пылал, а плавился, было нормальным. Он не верил в потерю разума от любви или страсти. Даже если где-то и для кого-то существовало подобное влечение, Кобейн был уверен, что в его жизни этого не случится. После многолетних жестких тренировок с целью добиться максимального самоконтроля, он гордился, что мог сохранить трезвость ума в любой ситуации. Если получалось не терять контроль в минуты опасности, зачем терять его в водовороте приятных чувств?

Засыпал Бэй под тихий шепот Карины, целовавшей его ухо со словами, очень похожими на признания в любви, и на его лице блуждала беззаботная, самоуверенная улыбка.

Приснившийся Ван Дорну сон оказался более чем странным. Перед ним стелилась лента дороги. Убегала сверкающей на солнце янтарной лентой, извивалась змеей между золотых полей созревшей пшеницы. Бэй несся на совершенно бесшумном мотоцикле в блистающем мире без звуков, пока его не оглушил треск приближающихся сзади байков.

Его обогнали. Медленно. Трое. В черных кожаных костюмах.

И стали вырываться вперед.

Изо всех сил выжав газ, Бэй вцепился в ручки руля, словно мог ускорить машину собственным телом, но черные байкеры ускользали от него. Кобейн не любил проигрывать! Он возмущенно посмотрел на спидометр мотоцикла с дрожавшей на пределе стрелкой, на свои побелевшие от напряжения руки, на сверкающую под колесами дорогу, и не смог найти ответов, почему он, Великолепный Бэй, неспособен удержать скорость?

Вернув взгляд на байкеров, он увидел, что один из них потерял шлем, и кожаная куртка спустилась с плеч, оголяя спину, изящную шею и тонкие плечи, едва прикрытые свободной белой майкой. Светлые волосы развевались на ветру, открывая взору перепутанные линии красной татуировки.

— Как она может ехать в таком положении? — удивился во сне Кобейн, не в силах оторвать взгляда от девушки впереди него.

Троица стала удаляться все быстрее. Бэй приходил в ярость от бессилия и гнал, гнал по сверкающей ленте сквозь золото полей, пока байкеры не растворились в ярком свете восходящего солнца, проникшего сквозь окно в гостиничный номер и разбудившего Кобейна.

Он сам открыл ночью тяжелые шторы, чтобы видеть свет звезд и забыл об этом перед тем, как заснуть.

После позднего завтрака в отеле Кобейн повез Карину по горным дорогам. Детектив и фигуристка часто останавливались, выходили из машины и гуляли, наслаждаясь солнечным днем и видом заснеженных гор, в которых еще властвовала зима.

Добравшись до ближайшего подъемника, они взлетели на самый верх и стояли на крыше мира, взявшись за руки, оглушенные величественным пейзажем под ногами. Потом на смену торжественности пришло желание шалить и дурачиться, и они играли в снежки, пока не повалились в сугроб, разглядывая небо с высокими перьями вместо облаков. Бэй обнимал свою девушку и кричал, выделяя, рыча, прокатывая во рту букву «р»:

— Ка-ррри-на, Ка-рррре-ни-на…

— А ты — мультяшный герой в чалме и в бесформенном халате.

Волжская рассказывала про какой-то рисованный фильм из ее детства о жадном хозяине, к которому смышленый мальчик слуга обращался словом — бей, хозяин.

— Как жадный хозяин, я требую тебя всю себе. А для начала — чтобы ты приехала ко мне в Голландию. Хочу познакомить тебя с моими друзьями и Зосей.

— Что за девушка? — ревниво спросила Карина, когда они сидели в одном из дорожных ресторанов, пытаясь согреться после сугробов горячим супом-гуляш.

— О! Этой девушке уже почти сто лет, и если бы не она, мы не сидели бы в этом ресторане и не ели один суп на двоих.

— Очень хочу увидеть ту, кому обязана партнером по бегу, стремительно занявшим место рядом со мной, а теперь еще и претендующего на мое свободное время…

Расставаясь с Кариной у порога дома сестер Волжских, Бэй чувствовал себя абсолютно счастливым.

— Передавай от меня привет Таше. И, что бы ты о ней не рассказывала, она — Улыбчивый дракон.

Карина стукнула Бэя по плечу и, еще раз поцеловав на прощание, убежала в дом.

Ночь в гостинице, дорога длиной в восемьсот километров. Кобейн вернулся в Голландию.

Бэй встретился с Зосей в кафе недалеко от ее дома в самой середине торговой улицы с множеством маленьких магазинов. У бабули было настроение показывать себя и рассматривать людей. Она оделась в один из самых ярких своих нарядов из тех, что Кун называл «из циркового сундука прадеда», и заняла место напротив окна.

Внук заказал два стакана чая с имбирем и две порции яблочного пирога с взбитыми сливками. В этом кафе традиционный голландский пирог был особенно хорош — без избытка корицы и изюма, яблоки в нем не превращались в пюре, а корочка песочного коржа рассыпалась во рту. Все как любили Зося и Кобейн.

После обмена несколькими фразами о предстоящем сборе австрийской ветви семьи в Швейцарии, Бэй перешел к теме, которая стала причиной скорой встречи.