В погоне за утром (Преследуя восход)

Время шло, а с ним и мы с трудом продвигались вперед, исходя потом, стирая ноги. Воздух стал чище, наполнился сладкими пьянящими ароматами. Благодатный бриз, примчавшийся с прибоем, освежил влажный шепот леса. Там и тут раздавались крики сов, больше похожие на уханье, чем те, что мне когда-либо доводилось слышать дома. А некоторые другие звуки, доносившиеся до нашего слуха, пугали нас до смерти – пронзительные вопли и дикий невнятный хохот. Однако меня гораздо больше беспокоили молчаливые препятствия, которые было невозможно обойти. Тропа была крутой, и когда подо мной начинал крошиться и осыпаться мягкий суглинок, я ловил себя на мысли, что завидую когтистым лапам Волков. На верхних склонах заросли стали реже, зато более цепкими: в основном, сизаль и другие украшенные шипами ужасы. Матросы шли, как автоматы, у которых не было возраста, но что до меня, то я начинал уставать все сильнее и сильнее. Наконец, Джип приказал остановиться, и я налетел на него раньше, чем приказ дошел до моего сознания. Краснеющая, разбухшая луна висела на одном уровне с нами – впереди, за кивающими кронами пальм. Мы поднялись на первый склон. Оставив остальных перекусить сухим печеньем и выпить тепловатой воды, мы на животе поползли вперед, чтобы заглянуть за край склона.

– Ничего пейзаж, а? – негромко выдохнул Джип.

– Первый класс, – согласился я, соображая, что там подо мной ползало и есть ли у них тут змеи или какие-нибудь скорпионы. – Ты что-нибудь видишь?

– Нет. Правда, это не значит, что их там нет.

Пейзаж был действительно потрясающим. Перед нами широко расстилалась долина, обрамленная деревьями, чьи верхушки касались слабого призрачного тумана, висевшего под луной. В разрывах тумана я заметил дрожащую серебряную ленту и услышал шум воды, рокотавший громче прибоя. Вода спускалась с дальней стены, с крутой «вершины» она прыгала вниз по извилистым ступенькам скал и, наконец, падала каскадом, завесой в тенистый пруд. Из него клубами поднимался сияющий пар и раздавался глубокий настойчивый голос, а между клубами пара, флиртуя, рваные тени охотившихся летучих мышей. Над водопадом поднимался холм, прямой, крутой и густо заросший лесом, таким высоким, что и холм казался вдвое выше; верхушки деревьев касались выступающей террасы замка. Отсюда замок был виден более отчетливо, он казался белым кораблем, терявшимся в темном море, и все же он доминировал над холмом в каменном величии.

Джип бросил взгляд назад:

– Осталось совсем немного до рассвета. – Сквозь деревья поблескивало море, на его фоне скелетами выделялись наши мачты, все еще удивительно близко. Мы ведь большей частью поднимались вверх, а не уходили в сторону. – Пора нам двигаться. Доедай!

Бисквитами не очень-то можно было наесться, но когда мы осторожно перебирались через вершину, Джип сорвал с дерева, мимо которого мы проходили, несколько темных плодов и дал мне один. Я увидел, что остальные сделали то же самое, вонзил в плод ноготь большого пальца и осторожно понюхал. И получил что-то вроде легкого шока. Это был маленький авокадо, но гораздо более ароматный, чем та кожистая отрава, которую подавали дома на деловых завтраках. Мякоть была настолько сочной и зеленой, что соуса к нему совершенно было не нужно. Дальше по пути нам попалось апельсиновое дерево, и, хотя плоды были еще кислыми, их было хорошо сосать от жажды. Через час или чуть позже луна, бешеная и пылающая, зашла за замок. Воздух стал прохладнее, и в теплой влажной темноте под тающими звездами джунгли в ожидании дня стали потягиваться и шевелиться. В подлеске раздалось чириканье и гомон, и ушастая голубка заворковала странным печальным голоском, пробуждая своих сородичей и соседей. К тому времени, когда рыжий рассвет коснулся бледнеющего неба, воздух звенел настоящим рассветным хором – всеми криками, которые только можно представить, начиная с чириканья корольков до маниакальных воплей и кудахтанья птиц, которых Джип называл хлебными птицами – позже я узнал, что они называются corneille. Когда мы спустились с холма, деревья изменились. Мы миновали длинную рощу с деревьями, на которых росли съедобные плоды, а спускаясь ниже, по направлению к реке, – целые заросли манго, с длинных зеленых ветвей которых зазывно свисали фрукты.

– Угу, – сказал Джип. – Я так и думал. Их тут разводят, уже давно, плантации того замка. Жаль, они еще незрелые. – Он покачал головой. – Хотя они все равно, наверное, застряли бы у меня в глотке. Все плантации в этих местах политы кровью.