Я стоял, беспомощно хихикая про себя. За ночь и день – причем большую часть последнего мы дрейфовали – я ухитрился пересечь Атлантику. Если бы я когда-нибудь понял, каким образом, я мог черт знает что натворить в экспортном бизнесе, это точно.
Или… а сколько в действительности это заняло у меня времени? Все происходит во времени. И вдруг мне вспомнились детские сказки про короля, вернувшегося из-под холма. А здесь, в конце концов, была страна Рипа ван Винкля [10]
.Неожиданно я перестал хихикать. Несмотря на все тепло этой ночи, я почувствовал себя измученным и замерзшим, как возвращающееся привидение – жалкая тень, в звездном свете заглядывающая в тепло жизни, из которой его так давно вырвали. Теперь мне надо было знать, в каком времени я нахожусь, а не только в каком месте. Я бросил голодный взгляд на кафе, но подавил эту мысль – на пятьдесят центов нельзя было купить и воды для кофе, если здешний город был вроде Нью-Йорка. Плоская синяя коробка на противоположной стороне улицы была газетным автоматом; вот что мне поможет! Я поспешил назад, на ту сторону улицы – и остановился как вкопанный на середине. Теперь я знал, почему люди сторонились меня.
Так же, как я сам сторонился бродяг, пьяниц и отщепенцев. И вот я стоял, отражаясь в витрине магазина одежды, – гротескное привидение, парившее над прямыми манекенами внутри. Головорез с разинутым ртом, волосы всклокочены, весь в саже, небритый, одетый в облегающую кожу, обнаженные руки покрыты ожогами и шрамами, безвкусная цветная повязка, как у бандита, на лбу и четырехфутовый меч, свисающий вдоль ноги – видит Бог, сам я бы просто удрал. Может, Джип был прав, и, по крайней мере, меч они не заметят, но то, что было правдой для Него, было не совсем так для меня. Я был слишком частью этой жизни.
Затем на меня с ревом помчался грузовик, даже не пытаясь притормозить, и я отскочил на тротуар, как электрическая лягушка. Я сделал жест водителю, потом вспомнил и поднял вверх один палец – это они здесь все понимали. Не то чтобы я особо винил его, разве что за обидчивый характер чернокожего. Я выглядел просто психом и опасным, как черт. Я поспешил к автомату, выудил монеты и сунул их в прорезь. Как раз хватило – я вытащил газету и уставился на нее. «Нью-Орлеанз Стэйтс Айтем», издано четвертого…
На следующий день после того, как я уехал. Новый Орлеан. День и ночь – правильно. Вот и все. Я почувствовал, как у меня задрожали колени. Значит, это правда… Я выпустил из рук газету, повернулся и побежал туда, откуда пришел, прочь от огней и кафе, ароматов креольской кухни и чугунных балконов, помчался: как сумасшедший, к реке и причалу.
Я добежал до площади, уверенный в каждом повороте, и выскочил прямо у собора, на полной скорости пересек сады, пугая запоздалых прохожих, и, задыхаясь, нырнул в улочку, откуда пришел. Здесь все было просто – за каждый поворот, как я и запомнил, и память подвела меня не больше одного раза. Пешком таким образом идти было легче, можно было постоять, отыскивая приметы, не нужно было принимать быстрые решения, где сворачивать. И все же я вздохнул с облегчением, когда, наконец, вышел на ту дорогу, где меня подцепил тот лживый призрак, и увидел широкую реку, поблескивавшую темной медью под неясной луной. Миссисипи, не больше, ни меньше. Что ж, в любом случае, мне найдется о чем спросить Ле Стрижа.
Отсюда я шел уже спокойно, восстанавливая дыхание. Я не слышал стука молотков; может быть, они сделали перерыв на ночь. Я не мог их за это винить; две ночи подряд – это было бы слишком для кого угодно. Я свернул за угол к верфи; а потом я остановился как вкопанный и схватился за стену здания, словно бег неожиданно схватил меня за ноги и превратил их в воду.
Это было не то здание. Это была не дранка, ее здесь вообще не было, ни в одном, ни в другом конце широких бетонных причалов, тянувшихся по обе стороны реки. Это была современная стена из гофрированного железа, точно такая же, как другие стены, которые я видел по всей верфи. У некоторых причалов стояли и корабли – большие грузовые суда, и ни одной мачты, ни одной трубы между ними, зато с современными контейнерными кранами или бункерами для зерна и минералов, и огни их прожекторов прорезали тонкие клинья в ночи. От «Непокорной», от всего того, что привело меня сюда, не было и следа.