Однако за хрустящей кучкой корней не было ничего – совершенно ничего. В идиотическом недоумении Каффи смотрел на маленькую кучку, оставшуюся в свисающей сетке. Потом он истерически захихикал, и у меня возникло желание к нему присоединиться. А потом он с любопытством протянул палец и ткнул в кучку.
ЧТО-ТО набросилось на него из сетки. За всю свою жизнь я не видел ничего подобного.
Это была рука, огромная рука; правда, по такому описанию это выглядит более человеческим. Прозрачная, полубесформенная, жидкая, она туманно сияла изнутри, отбрасывая в тусклом свете отблески далеких молний. Она ухватилась за исследовавший ее палец и крепко сжала его. Раздался треск, пронзительный вопль, облачко дыма – и вокруг руки Каффи появилось сияние, такое яркое и сильное, что я видел, как сквозь плоть засияли кости, словно сквозь дымчатое стекло. Свет сиял между корнями, словно там пылала печь, а потом, не успели мы моргнуть глазом, как остатки содержимого тюка выплеснулись наружу. Ослепительная корона окутала злополучного Каффи, как морская анемона, заглатывающая рыбу.
– ДУПИЯ! – завизжал Фредерик голосом, от которого задрожал воздух. И, прижав обе руки к лысой голове, вихрем помчался к двери, все еще пронзительно крича.
– ДУПИЯ! – эхом отозвалась Молл. Джип со стуком уронил фонарь. Одновременно, прежде чем я успел пошевельнуться, они оба подхватили меня под руки и ринулись вслед за Фредериком, буквально таща меня между собой и все еще оглядываясь назад. Из теней раздался гулкий удар двери – Фредерик добрался до нее. Беспомощно глядя назад, в то время, как мои ноги скользили по доскам, я увидел, как сверкающий свет поднялся и пустился за нами в погоню, двигаясь и меняясь по мере движения. Это было зрелище, без которого я бы прекрасно обошелся. Казалось, в этом омерзительном ореоле кружащегося дыма и света я увидел всевозможные вещи – зловещие, жуткие вещи, от которых у меня застучали зубы. Меня трясло от ощущения открытого воплощения зла, во что я никогда бы в жизни не поверил; всепоглощающая ненависть струилась из него ядовитым ручьем. Казалось, на расстоянии одного прыжка от него мы завернули за угол и добрались до двери.
Она была заперта.
В панике старик захлопнул ее за собой. Джип и Молл выронили меня, как мешок, и навалились на дверь. Я с трудом поднялся на ноги, все еще загипнотизированный этим сияющим, бурлящим существом, надвигавшимся на нас. И просто отвращение и омерзение, а вовсе не храбрость, заставили меня отпрянуть и сделать в сторону этой штуки выпад трезубцем, который я все еще сжимал в руках.
Рукоятка неожиданно замедлила движение, словно воздух сгустился и стал клейким, она содрогнулась, остановилась, застряла. Затем мерзкий свет заплясал на трех зубцах и быстро, с шипением побежал по рукоятке к моим рукам. С криком я едва успел выпустить трезубец, и тут дверь с треском распахнулась. Те двое схватили меня, буквально выбросили наружу, и я покатился по булыжникам, а они вылетели следом. Джип с грохотом захлопнул за собой дверь, и Молл всем телом навалилась на ручку, пока он рылся в карманах в поисках ключей. Я сел, голова у меня кружилась, меня подташнивало. Я сильно ударился головой о булыжники и получил целый набор новых царапин. Я наблюдал, как Джип острием меча рисовал странный символ на толстом слое краски, покрывавшем дверь, – какой-то дикий орнамент из завитков, похожий на ряд переплетающихся арок, кольцом окруживших розу компаса. Затем он перевернул свой меч и вставил его между двойными ручками наподобие символического засова.
Проделав все это, он упал на колени и со всхлипом вобрал воздух в легкие.
– ПРОКЛЯТИЕ! – пробормотал он дрожащим голосом, совершенно непохожим на его обычный уверенный тон. – Проклятый никчемный бездельник! Придется нам напустить сюда старика Ле Стрижа!
– Да уж, придется, – сказала Молл, подтягивая свои облегающие штаны. – А как же с… – Она указала на меня большим пальцем.
Я сглотнул. Слова не шли с языка, разумные слова.
– Что… что это была за проклятая штука? – это все, что мне удалось выдавить.
– НИЧЕГО! – рявкнул Джип так свирепо, что я с трудом узнал его голос. Гнев уничтожил следы его обычного дружелюбия. Его голос звучал почти презрительно. – Ничего такого, куда тебе следует соваться! Ничего для постороннего!
С поразительной силой и настойчивостью он схватил меня за руки, буквально поднял меня и поставил на ноги, словно я был ребенком. Затем он практически вытащил меня на туманную дорогу к тому месту, где стояла моя машина. Двери по-прежнему были широко распахнуты, габаритные огни желтым светом горели в тумане.
– А теперь уезжай! – рявкнул Джип и грубо толкнул меня на водительское сидение. – Сгинь! Убирайся отсюда, слышал? Приезжай где-нибудь через неделю – нет, через месяц, раз уж тебе так хочется! А еще лучше забудь все, что видел, забудь меня – всех нас – все! Уезжай в своей шикарной закрытой машине – и закрой на засов свою память! ЗАБУДЬ! – С этими словами он яростно захлопнул дверь.