В погоне за Зверем

– Дураки там долго не живут, – буркнула я, зацепившись взглядом за второго криминалиста.

Тот вроде бы что-то нашёл. С минуту повертев в руке находку, поднялся с корточек и направился ко мне.

– Товарищ капитан, – сходу, не представившись, обратился он ко мне, протягивая ладонь, – это было под рукой девочки.

Я взяла из раскрытой ладони пуговицу. На первый взгляд обычная черная пуговка. Такие тысячами выпускают на заводах нашей Родины. Но вот, перевернув её, я увидела на обратной стороне аккуратную гравировку из двух заглавных букв «ПС».

– ПС, – повторил мои мысли, заглянувший через плечо Шумский. – Имя, фамилия?

– Может быть, – задумавшись ответила я.

Панские развалины, мужская тень, пуговица с инициалами… простому советскому человеку гравировать свои пуговицы без надобности. Такой придурью страдали только богачи. Может, кто-то из этого панского рода вернулся в Заболотинск и мстит его жителям? Или всё-таки это я хочу связать бывшего эксплуататора с убийствами детей. Вот и ищу зацепки там, где их попросту нет.

– Женя, а у кого-нибудь из здешних панов были такие инициалы? – оторвавшись от раздумий, задала я вопрос.

– На конце было бы «З», а не «С», – быстро ответили он, забирая у меня из рук пуговицу, и, рассмотрев её получше, добавил. – И вряд ли пан Заболотинский заказал бы вырезать свои инициалы на простой советской пуговице. Зачем ему это?

Вот тут Женя и развалил всю мою и так слабую версию. Но мысль про пана никак не отпускала.

– Усадьбу обыскивали?

– Да, но там почти ничего не сохранилось. Всё строение полуразрушено. Второй этаж почти обвалился во время пожара, – сказал Шумский.

– Пусть ещё раз обыщут, – настаивала я. – Может, найдут подвалы.

В старых домах дворян часто были потаённые комнаты или огромные подвалы, где хранились дорогие вина. Так что обыскать усадьбу ещё раз лишним не будет. Правда, по гримасе Шумского, я поняла, что немного перегнула с приказами. Он наклонился ко мне и прошептал на ухо:

– Леся, я сам лично облазил усадьбу вдоль и поперек. Ничего там нет.

Я с неохотой согласилась с Шумским и вернула пуговицу молодому криминалисту. Мы ещё около двух часов пробыли на месте, пока тело Тоси не увезли в морг. Старика, обнаружившего труп, и с десяток горожан, желающих высказаться, я допросила лично. Ничего нового. Убийца словно растворялся в ночных кошмарах местный жителей. Мне рисовали образы монстров из легенд прошлого: каких-то оборотней, ведьм, призраков. И во всём этом шлаке я должна была провести границу между реальностью и вымыслом. Но панская усадьба так и не выходила у меня из головы, притягивая своей таинственностью, покрытой мраком трагичной историей. В огне погиб преданный панам сторож.

ГЛАВА 7. Восемь

ЭПИЗОД 1.

Мы привыкли верить своим глазам, даже когда они видят то, что противоречит нашему восприятию добра и зла. Где добро – это белое, а зло – чёрное. Наши глаза прекрасно различают этих два цвета, но тонкая грань между ними остаётся невидимой. Мозг, словно, нарочно не хочет воспринимать серое, ведь этот полутон нельзя отнести ни к черному, ни к белому. Нечто пограничное, маркое, сумрачное. То, к чему не захочется прикоснуться даже кончиком пальца. Грязь, которую мы обязательно обойдём, чтобы не испачкаться. Но, что делать, когда в мире людей серый становится единственным цветом человеческой души? Среди нас нет людей, способных похвастаться абсолютной святостью. Нет и тех, кто соединил в себе вселенское зло. Обычно нас окружают простые грешники, и не все из них стремятся попасть в рай. Кому нужны божьи законы, когда в мире царят лишь животные инстинкты направленные на выживание?

Не святые, но и не грешники – просто люди с серой душой. И в нас всего поровну, как добра, так и зла. Правда, бывают исключения, когда в серую грань нашей сущности просачивается больше чёрного… И тогда из обычного человека мы вдруг превращаемся в звероподобного монстра. В тварь, которую остановит только смерть.

Я никогда не стремилась казаться лучше, чем есть на самом деле. Когда нужно было любить – любила. Когда нужно было верить – верила. Когда предать – предавала. Забыть – забывала. Ненавидеть. Ненавидеть… С этим чувством у меня всегда были проблемы. Как бы я ни пыталась кого-нибудь возненавидеть, со временем моя ненависть перерастала в презрение, а презрение в равнодушие. Но, изучая дела убитых девочек, я испытывала такую ненависть, что дышать становилось больно. Хотелось достать из кобуры пистолет и пустить пулю себе в лоб, потому что читать сухие отчёты было невыносимо. Перед глазами всё время маячили жуткие образы убиенных детей. Я смотрела на фотографии с мест преступления и отказывалась верить собственным глазам. Неужели человек способен на такую жестокость? Нет. Этот монстр никогда не стоял на сером распутье, он крепко увяз в чёрной липкой грязи, которую ошибочно принимал за душу. Он, словно, выполз в этот мир из преисподней. Абсолютное зло. Чудовище питающиеся муками невинных. И ему всё мало, мало и мало!

До Тоси было семь жертв. Все девочки одного возраста – четырёх, пяти лет.