В поисках анаконды

^{Одной стрелой охотник поражает насмерть небольшого зверя.}

^{Не только женщины носят серьги!}

^{Снимайте скорее, мне некогда!}

^{Чем не меховой воротник?}

^{Анаконда!}

Наконец, когда я уже потерял надежду услышать ответ, он заговорил:

— Я… все время… так мучаюсь, а вы… только ругаете меня! Посмотрите, мистер!

Хокке завернул штанину, и я поспешил отвернуться, чтобы меня не вырвало.

На ноге Хокке зияла отвратительная язва… Как только он еще жив оставался!

— Хокке! — воскликнул я, придя в себя. — Я ведь давно спрашивал тебя, не заболел ли ты, и ты сказал — нет. Какого же черта ты молчал! Ведь ты знаешь, что у нас есть всевозможные лекарства.

— Я боялся потерять работу, если вы узнаете, что я болен, — пробормотал Хокке.

— Бедный Хокке! — расчувствовался я.

— «Бедный»! Черт бы его побрал, этого бедного! — возмутился Хорхе. — Мне его ничуть не жаль! Это же старая язва, сразу видно. Она была у него еще в Пуэрто-Асис. Да и неизвестно еще, от чего она. А он набрался нахальства наниматься к нам на работу, да еще поваром! Это же преступление! Он всю нашу экспедицию под угрозу поставил! Даже если завтра установится хорошая погода для съемок, все равно мы должны немедленно возвращаться в Пуэрто-Легизамо, чтобы спасти этого негодника…

Жестокие слова! Но в них заключалась горькая правда. Хорхе совсем не лишен человеческих чувств — напротив, и все же такой волевой, прямодушный и неизнеженный человек, как он, не мог сказать иначе.

Мы перевязали Хокке ногу и влили в него пенициллин, а на следующий день свернули лагерь и двинулись обратно вниз по реке. Никакой работы ему, разумеется, больше не поручали.

— Теперь мы будем иметь удовольствие готовить обед для нашего уважаемого пассажира, бывшего повара! — ворчал Хорхе.

Сам Хокке почти не раскрывал рта. Изредка он постанывал и получал болеутоляющее лекарство, однако на аппетит не жаловался и с каждым днем заметно веселел. А один раз мы после долгого перерыва услышали даже его любимые трели.

Впрочем, прежде чем мы сдали Хокке в лазарет при военной базе Пуэрто-Легизамо, на реке Путумайо, он ухитрился поднести нам еще один сюрприз. Это случилось на Кагуане: низко нависший сук смел с лодки Хокке и часть багажа. И тут мы обнаружили, что наш повар не умеет плавать. Он исчез под водой, потом вынырнул, отчаянно размахивая руками и ногами, и опять ушел под воду. Если бы не Хорхе, который без промедления бросился на выручку, песенка Хокке была бы спета.

Придя в себя, Хокке обратился прерывающимся голосом к Хорхе:

— Спасибо, дон Хорхе! Вы спасли мне жизнь…

Хорхе сделал вид, будто не слышит. Мне он сказал:

— Ничего не мог поделать с собой — в таких случаях действуешь просто машинально!

Валле Бубергу тоже нездоровилось; он заметно осунулся и мечтал только о том, чтобы поскорее вернуться домой. К счастью, это удалось осуществить довольно быстро. Из Пуэрто-Легизамо один немец подбросил нас на своем видавшем виды самолете в Боготу (в следующем же рейсе его летающий рыдван свалился в джунгли). Этот немец скупал каучук и другие ценные товары в Амазонас и перепродавал их в Боготе с немалой выгодой. Одновременно он перевозил пассажиров и багаж. Казалось, в самолете и для мухи места не найдется, тем не менее он забрал и нас и наше снаряжение. Впрочем, бóльшая часть снаряжения осталась в Пуэрто-Легизамо: мы с Торгни твердо решили завершить съемки, как только кончится дождливый сезон.

Мы попросили летчика следовать над Кагуаном. Для этого не надо было сильно отклоняться от курса, зато мы получили возможность опровергнуть один географический миф. На всех картах озеро Чайра производит внушительное впечатление своими размерами. Между тем кишащий крокодилами водоем, который мы видели во время нашего путешествия и который Хорхе называл Лаго Чайра, показался нам совсем уж не таким обширным. Но где же тогда большое озеро, помеченное на карте? Обследовав этот район с воздуха, мы пришли к выводу, что оно вообще не существует, и пилот подтвердил наши наблюдения. Собственно, тут нет ничего удивительного. Настоящие картографические съемки здесь никогда не производились; часто географам приходилось основываться на сделанных кое-как зарисовках и противоречивых сообщениях путешественников. Так Чайра и останется на карте значительно больше своих действительных размеров, пока кто-нибудь не поправит картографов.