В поисках апполона.

Совсем недавно я прочитал интереснейшую книгу Мишеля Песселя, французского географа, этнографа-путешественника, который одним из первых посетил два небольших государства, затерянных в труднодоступных горах Тибета, — Мустанг и Бутан. Существуют они давно, но, отрезанные от остального мира, развиваются совершенно самостоятельно. И вот в середине 60-х годов XX века вдумчивый и серьезный европеец, достаточно опытный путешественник, добившийся с большим трудом разрешения местных властей, посетил их. Что же он там увидел?

Чтобы ответить на этот вопрос подробно, нужно прочитать книгу (она так и называется: «Путешествия в Мустанг и Бутан». М., изд-во «Мысль», 1978). Но несколько мест из нее произвели особенное впечатление на меня, и три отрывка я хочу здесь привести.

Мишель Пессель описывает свое посещение дзонга (крепости) Тонгса в государстве Бутан и беседу с тримпоном («властителем закона». — Ю. А.), который представляет собой высшую местную власть.

«Тримпон представил меня своей дочери, красивой девушке лет шестнадцати; стриженые волосы придавали ей очень современный вид. Она была одета в длинное, до пят, клетчатое платье, скрепленное на плечах чеканными серебряными застежками. Я бы не отличил ее от привычных мне молодых людей, хотя ей не доводилось ни разу в жизни видеть автомобиль или слышать радио. Она не подозревала о существовании магазинов женской одежды или капризах моды, и, когда она выйдет замуж и будет рожать ребенка, ее не повезут в клинику. И все же ничто или, чтобы быть точным, почти ничто не выделяло ее из среды сверстниц на Западе.

Мы были современниками — она, ее отец и я. Мы абсолютно одинаково реагировали на жалость и сострадание, гнев и неудовольствие. Мы хохотали над одними и теми же вещами и говорили на одном языке.

На Западе часто думают, что игрушки «новой» цивилизации сделали нас другими. Это не так. Разве у этой девушки иные мечты и желания? Она тоже хочет быть счастливой и красивой, любить и быть любимой, болтать с подружками, привлекать внимание. Какое дело, что на бутанке иное платье? Какая разница, что она готовит у очага, а не на электрической плите или что музыка, которая ей нравится, не так ритмична?

Мне не приходилось искать слов, хотя собеседники в Бутане подчас и удивлялись ходу моей мысли. Удивление вызывало лишь качество одежды — я щупал их кхо, а они мяли пальцами терилен моих брюк. В остальном все было понятно и просто.

В чем же заключался так называемый прогресс? Где признаки того, что я принадлежу к более «высокоразвитой» цивилизации? Неужели в знании факта, что нитрат серебра чувствителен к свету, что очищенная нефть приводит в движение поршень цилиндра, а пенициллин убивает микроорганизмы?

Разве мог я сказать властителю здешнего закона, что мы нашли лекарство от людских невзгод, сумели придать более глубокий смысл жизни или способны ответить на все вопросы, разрешить все сомнения, которые обуревают человека равным образом в Бутане, как и в любой другой стране? Рядом с тримпоном Тонгсы я был ребенком, а знания, почерпнутые в Сорбонне и Оксфорде, бледнели в сравнении с его мудростью…»

И чуть далее Мишель Пессель продолжает:

«Мы расчертили свое существование на клеточки и убили неожиданность. Этим, на мой взгляд, объясняется скука, на которую жалуется добрая часть жителей Запада. Мы подорвали свою способность бороться с неуверенностью. Поэтому каждый кризис застает нас врасплох и вызывает такую панику. Одно из последствий излишка доверия — это потеря сопротивляемости. Малейший сбой в запланированном существовании порождает слепой страх перед абсурдностью мироустройства. В этом причина всех наших «комплексов», неведомых бутанцам.

В отличие от нас они готовы к неожиданностям и в определенной мере редко подвержены разочарованиям. Они умеют куда лучше нас наслаждаться моментом, принимают жизнь такой, какая она есть, и стараются извлечь максимум из счастливого события или выпавшей на их долю удачи».

И еще чуть далее:

«Вообще говоря, предметы хозяйственного быта, которые мы считаем порождением нашей культуры, по-видимому, являются производными окружающей среды. Почему в Бутане люди «изобрели» те же сельскохозяйственные орудия, те же глиняные горшки, те же бочонки и даже ту же архитектуру, которую мы видим в европейских районах со схожим климатом? Индийца или китайца удивили бы в Бутане маслобойки, деревянные седла, кровли домов, форма дверей, лопаты на длинных ручках, величина сохи, сложенный во дворе кизяк и толстобрюхие коровы, никак не похожие на брахманскую породу и водяных буйволов Индии или Южного Китая. Но мне все это было знакомо.

Излишне, видимо, говорить, что в прошлом между Западной Европой и Бутаном не было никаких контактов. Гигантские просторы в тысячи километров разделяют Альпы и бутанские Гималаи. Но сходство бросается в глаза в мельчайших деталях.