В поисках Белого города

— Эй-хо! — прикрикнул на нас Старший, как я понял, это означает, что-то среднее между словами «молчать», «стоять», «слушать». А может быть, и все вместе.

Младший потупился. А я продолжал: — А со Средним, мы можем попрощаться уже сейчас. Не сегодня, так завтра он погибнет.

— С чего ты взял? — спросил тот.

— А ты жить не хочешь, — отрезал я, — тебе все равно что с тобой и с другими случиться.

— Я иду, потому что иду, — разозлился раттерианец, — и никакой паршивый мидгардец мне не указ.

— Верно, — согласился я, — в следующий раз, я не буду спасать благородного юного белого жреца. Потому что я — паршивый мидгардец, и мне безразличны вы все! И тогда что получается? Подумай, Старший!

Средний вскочил на ноги и с ненавистью посмотрел на меня: — Эй-хо!

Закричал жрец и встал между нами. Странно, но этот призыв подействовал и на меня. Я и Средний скрестили взгляды, как шпаги и разошлись.

Повисла тишина. Потом Старший сказал: — Нам надо идти вперед! У нас нет другого Пути! В твоих словах, Коста, — правда! Я чувствую это. Помоги нам! Что нужно для того, чтобы мы дошли?

— Быть осторожными, и Средний должен вспомнить, что он не только белый жрец, но и мужчина!

— Что ты хочешь этим сказать?

— Нас должно быть не трое мужчин, девушка и белый жрец, а четверо мужчин и девушка.

— И что я должен делать?

— Быть мужчиной!

— Вот заладил, а я кто, по-твоему?

— Никто. Пустое место!

— Ты не прав, Коста, — мягко осадил меня Старший. — Он нам очень будет нужен в конце Пути.

— Тогда отправьте его домой, а когда мы доберемся, вызовете его.

— Хватит разговоров, — остановил меня Старший, — Ярило-солнце уже высоко. Пора идти. Собираемся.

Оружия у меня не было, кроме небольшого прекрасной работы ножа, выданного мне вместе с матерчатым поясом (такое доверие приятно удивило). Поэтому я подыскал себе сухую ветку, отрезал боковые сучья, заострил, сбалансировал, и получилось копье. Я чувствовал на себе взгляды обиженных мною раттерианцев. Но стараясь на них не смотреть, продолжал свое занятие.

В этот день наше путешествие не заладилось. Сказалась бессонная ночь. Младший и Принцесса стали спотыкаться. И когда она, поскользнувшись на камне, упала. Я остановил всех:

— Скоро солнце сядет, надо готовиться к ночлегу.

— Ты прав, — ответил Старший, — надо разжечь костер.

— У меня другая идея, — сказал я, — ты древлянин, умеешь обращаться с деревьями, помоги мне сплести гнездо, где мы сможем спокойно все переночевать.

— Гнездо? — удивился он.

— Ну, не гнездо, а платформу, или как еще сказать.

— А ведь это замечательная идея, — обрадовался он, — только надо найти подходящее дерево.

Скоро такое дерево было найдено. Любимое их Исполинское дерево. Мы со Cтаршим влезли на самую верхушку, и он со знанием дело стал сплетать ветки, я помогал, как мог. Но когда к нам присоединились остальные дело пошло быстрее. Даже Средний на этот раз не остался в стороне, с каменным недовольным лицом, он взобрался к нам, но помогал исключительно Старшему. Я сделал вид, что не замечаю этого. Когда мягкая и упругая платформа была сооружена, мы все повалились, сладко потягиваясь. Я распределил время между мужчинами, на дежурство. Средний сухо кивнул, выбрав быть первым. И я уснул. Просыпался несколько раз. Стражи так вошли во вкус дела, что топали по платформе, отгоняя даже просто любопытных маленьких зверей. Платформа прогибалась и пружинилась. Но все равно спать было уютно.

Наутро, я, было, собрался в путь, но жрец пока не распутал все ветки, спускаться отказывался.

— Дерево помогло нам, — отрезал Старший. — И мы не должны создавать ему проблемы. Сплетенные ветви у Исполинского дерева заболеют и погибнут. Так что, расплетай.

Раттерианцы переглянулись и высокомерно смерили меня взглядом, мол, знай наших, не один ты такой умный. Я подчинился.

Два дня пути прошли без особых происшествий и в полном молчании. Спали на деревьях ночью, днем шли, ведомые жрецом. На третий день лесная гряда кончилась, и мы остановились на краю большого плато, покрытого высокой, почти в человеческий рост синеватой травой. Правда сверху мы заметили дорогу, уложенную брусчаткой и пересекающую травяной ковер, почти посередине.

— Путь будет легкий, — сказал Средний, что-то высчитывая в уме, — за световой день должны перейти.

Я же смотрел на расстилающееся передо мной море травы, с каким-то неприязненным чувством, которое говорило мне, что Путь опасный. Сверху было видно, что время от времени, то там, то тут, сочный наклонившийся под легким ветерком пласт муравы вдруг прорезали недолгие темные трещины, как будто кто-то бежал по ней очень быстро. Правда, трещины через минуты две исчезали, видимо травинки поднимались и снова тянулись к ветру. Но спорить я не стал, лишь покрепче сжал в руках свое копье.