Дан продолжал сидеть, гордо подняв голову, и смотря куда-то вдаль. Белые немного полежали, потом, первая подняла голову, и что-то рявкнула, обращаясь к четвертой. Та, ответила ей шипением, встала, обойдя всех, подошла к Дану, и ткнулась носом ему в шею. Тот соизволил себе взглянуть на нахалку, которая не хотела подчиниться первой, и обнюхал ее морду. Белянка, как я тут же про себя обозвал эту самку гырхов, наклонила голову и подставила ему ухо. Наш гырх отодвинулся, но самка сделала шаг, снова подставила ему свое ухо. И тогда Дан кашлянул и укусил эту настырную девицу за ее ухо. Она радостно зарычала, и села рядом с ним, как жена около мужа. Первая вскочила на лапы, рявкнула, и все уже вшестером ринулись обратно на скалы, под радостные крики раттерианцев, которые на машинах летели к нам.
Вскоре около дороги собралось много белых жрецов, те, кто видели белых гырхов в подробностях рассказывали о них вновь появившемся. Агнар, не унимаясь, в красках обрисовывал поведение Дана. Из криков я понял, что теперь все уверены в том, что Белый город будет возрожден, так как здесь несмотря ни на что жили гырхи. Я же был уверен, что все это ерунда, гырхи гырхами, но оживить землю, вырастить лес и построить новый город — способны только люди.
Наконец. Всеобщее оживление стало утихать. Кэрт потребовал подробного отчета о нашей миссии, Грэг был готов отчитаться, и кроме того, у него было, что сообщить жрецам про озорян. Они сели в свои машины и уехали. А я попросился остаться здесь. Мне захотелось посидеть одному, около моря и послушать тишину. Со мной остался Агнар. Он стоял около меня, задумчиво глядя вдаль. Я пошёл вдоль берега, он за мной.
— Агнар, — хмыкнул я, — не томи душу, что тебе надо от меня?
— Поговорить, — настороженно ответил он.
— О чем?
— О живописи? Я специально увязался с вами.
— Да, но я не художник, я просто любитель.
— Я тоже любитель, в вашем понимании.
— Спрашивай, если смогу отвечу на твои вопросы, но много от меня не жди.
— Много мне не надо. После того, как Веда пришла в себя после похода на базу мидгардцев, я видел ее. Ее глаза были удивительны: в них была мука, боль, именно так я представляю себе Божественную Свати, которая смотрит на своих детей и страдает за них. В тот день мне не дали увидеть весту Грэга второй раз, а потом, эта боль пропала. Её лицо горит радостью. Но я до сих пор помню те, глаза.
— А ты пробовал их запечатлеть?
— Да, но у меня не получатся.
— Ты видел скульптуру Божественной Свати в Храме под водой.
— А как же, мы с Грэгом на второй день, как Раттея стала свободной от всевидящего ока храков и мидгардцев слетали туда… прости, я не хотел тебя обидеть.
— Ничего, я уже привык. А потом я, действительно, мидгардец. Ну, и что? Как тебе она?
— Она спокойная. Только глаза мудрые, как у старшей матери. Ей много лет, и когда ее создали, ее дети еще были счастливы…
— Мне очень жаль, но в данном случае я не смогу тебе помочь!
— Почему?
— У меня дома, на Мидгард — земле в очень давние времена жил один скульптор, так на вопрос как он делает свои скульптуры, он ответил так: — Я беру камень и отсекаю всё лишнее. Понимаешь? Образ Веды — это твой камень, отбрось все лишнее, убери с ее лица радость, из глаз жизнь, оставь только муку…
— Я пытался, но тогда она не похожа на ту Веду…
— А она и не может быть похожа на Веду, та девочка, как мне кажется, была не похожа сама на себя, в ней жил страх…
— В твоих словах что-то есть… Смотри, — и он протянул руку, показывая куда-то. Я взглянул туда и замер. На серо-черных камнях прибрежной полосы носились два гырха — белый и черный. Их грациозные движения тонких гибких тел походили на танец.
— Красота! — вырвалось у меня.
— Я рад, что у нас появился ты, мне порой кажется, что ты, такой же как я! Видишь как я, — поправился он. — Одно время, мне казалось, что я просто ненормальный какой-то, часами мог смотреть на трепещущий на ветру лист, даже Грэг, всегда смеется, что на меня столбняк нападает.
— Успокойся, ты — нормальный! У тебя просто взгляд на мир несколько другой, чем у других людей. Восприятие мира у всех разное. Мне мама говорила об этом, а она настоящим художником была. Она всегда приводила такой пример: ученый смотрит на небо, и видит атмосферу, ему хочется понять, почему она такая, а не другая. Деловой человек смотрит на небо, и думает о том, что самолеты — летающие машины — сегодня летают, и он успеет добраться туда, куда ему надо. Сельчанин, ну ваши поляне, глядя в небо, определяют, какой будет день, а художник видит странный, фантастический мир… Дан, — заорал я, — берегись!
На нас летел живой… птеродактиль, огромный ящер на бреющем полете несся к земле. Гырхи разбежались в разные стороны и скрылись между камнями. Я упал под нависающий валун, а Агнар остался стоять во все глаза, глядя на приближающееся существо:
— Коста, что это? — крикнул он.