И он стал крестить свое сердце, чтобы болезнь разрослась и забрала его! Так впервые проявилась сердечная недостаточность с частыми приступами. И чем хуже ему становилось, тем больше он радовался. Старец ликовал. Я никогда в жизни не видел таких смелых людей, которые бы с подобным мужеством готовились встретить то, чего все люди на земле больше всего боятся.
Он отказывался от врача, хоть и страдал от отека и от сердечной недостаточности, потому что в мыслях у него было только одно — когда же он уйдет. Как он писал в одном из писем: «Я смотрю только на те кипарисы, что вырастут у меня на могиле».
Сначала мы уступали его желаниям и, когда случался приступ, просто соборовали его, и ему становилось лучше. Но день ото дня здоровье его ухудшалось. Отек дошел уже до пупа. Мы хотели позвать врача, но старец не соглашался. С одной стороны, мы должны были выказывать послушание, но боль любящих сердец не давала нам покоя. В конце концов я поехал в Дафни, позвонил в Иериссос и вызвал врача, терапевта. Когда он прибыл, я отозвал его в сторонку и сказал:
— Скажите старцу, что вы просто паломник, вы проходили мимо, и монахи попросили вас его осмотреть, потому что он болен.
Потом я зашел внутрь.
— Геронда, тут пришел один паломник, врач! Позовем его вас осмотреть?
— Его, должно быть, Бог послал, дитя мое! Позови его сюда.
Врач осмотрел его и говорит:
— У вас болезнь сердца, которая происходит от гнойных миндалин. Если вы ничего не будете предпринимать, то умрете.
— Благослови тебя Бог! Как хорошо ты сказал «умрете», я как раз и хочу умереть!
— Чтобы вы поправились, я дам вам таблетки от отека и пропишу уколы от воспаления миндалин.
— Ну хорошо, я согласен их делать.
Чем закончилась история с уколами, можно узнать по словам самого старца:
— Эх, тогда я совсем не умирал! И руки свои подставлял для уколов, и зад подставлял! Ох, что было… Я тогда сказал Богу: «Мне не нужны врачи, мне нужен Ты, Боже мой, Ты — мой врач!»
Чуть позже, после уколов и лекарств, старец почувствовал некоторое облегчение. Когда мы зашли к нему, он сказал:
— Хороший какой! Первый раз в жизни меня осмотрел врач! Это был хороший доктор, он сразу понял, что со мной.
С этими словами он обернулся и посмотрел мне прямо в глаза.
— Иди сюда, дурачок. Скажи, сам врач пришел?
— Бог его прислал.
— Да, дитя мое. Он был от Бога. Благослови его Господь!
Ну хорошо, я обошел этот подводный камень, но я же соврал, к тому же — моему старцу! И как же я пойду вечером служить? Нужно сказать ему правду! Исповедаться! И вот вечером, после всенощной, когда мы все собрались на Божественную литургию, старец пришел и сел в свою стасидию. Я подошел к нему, поклонился и сказал:
— Геронда, простите меня, это мы позвали того врача. Но мы сделали это, геронда, из большой любви к вам, как ваши дети. Потому что вы наш отец и мы должны о вас заботиться.
Он посмотрел на меня. Он, конечно, понял, с какой целью я так поступил, поэтому он с улыбкой потрепал меня по голове, а потом крепко сжал ее.
— В этой головке очень много мыслей. Ладно, дитя мое, иди, служи литургию. Бог тебя простит. Я знаю, что ты сделал это от любви.
Прошел Великий пост, и в праздник преблагословенной Пасхи у него снова прихватило сердце на целых три часа. Я видел, как он угасает у меня на глазах. У него даже пульса уже не было. Я спросил его:
— Геронда, вы уходите?
— Нет, отец, — говорит он мне.
— Соборовать вас?
— Да, — отвечает он.
Как только мы его пособоровали, сердечный приступ прекратился. Когда опасность миновала, старец стал плакать и все повторял одну фразу из погребальных стихир: «Увы мне, яковый подвиг имать душа, разлучающися от телесе!»
Как он плакал, сколько слез он лил, приближаясь к своей кончине!
Отец Арсений спрашивал его:
— Зачем ты плачешь? Ты все еще плачешь? Тебе нельзя, у тебя слабое здоровье!
— Оставь меня, отец Арсений, оставь, оставь меня!
Время текло, и состояние старца постоянно ухудшалось, он был уже на финишной прямой. Мы совсем не оставляли его одного, кто-то из нас, его учеников (мы не утомляли его посторонними лицами), всегда находился с ним рядом.
Однажды мы сидели вместе в келье, старец в своем креслице, а я его поддерживал сзади. И вдруг открылась дверь из церкви, а потом и дверь той комнатки, где были мы со старцем. Я посмотрел и вижу огромного монаха без бороды, в кукуле с крестом, в монашеской схиме с красными крестами, как было завещано в видении святому Пахомию. Он был одновременно ласковым и строгим, и совершенно белым. При виде его я ощутил страх, смешанный с любовью, эти два чувства одновременно: страх и любовь. Он приоткрыл дверь и посмотрел прямо в глаза и старцу, и мне. Потом закрыл дверь и ушел, не сказав ни слова, но у меня возникло чувство, будто он произнес: «До времени». И я вдруг почувствовал абсолютную уверенность в том, что это был Архангел Михаил. Тогда старец сказал мне:
— Дурачок, ты его видел?
— Да, я его видел.
— Это был Архангел Михаил, и он нам сказал: «До времени».