— Значит, ты все же общаешься со смертными и выходишь из Элизиума.
— Если не считать Элизиумом весь дворец, то возможно ты и права. И гипноз я бы не назвал общением. Я не соврал тебе, если ты это хочешь сказать. — Вермонт поежился, словно чувствуя неловкость. — Хотя ладно. Виноват. Мое существование не настолько убого, как я описал его вчера. Кроме того раз в месяц мне приходиться посещать собрания у Анжело. Но это за общение я тоже не считаю. И женщин у меня не было, как я и говорил, пятнадцать лет.
Ангелина рассмеялась.
— Да уж. Вчера ты представил себя таким затворником, что пробудившись, я боялась увидеть рядом с собой обезьяну.
— Спасибо за комплемент. Как видишь, мои социальные навыки не далеки от животных инстинктов.
— Не принижай себя.
— Думаю, ты бы так же отзывалась о своей жизни, если в течение длительного времени не могла покинуть территорию замка и всех людей, что приходилось тебе встречать, ты бы заставляла слушать свои команды и забывать о твоем существовании. Я знаю, что должен гордиться положением слуги Густава, но общество его стада и громыхающих цепями призраков не приводят меня в восторг.
— Почему ты не воспользовался женщинами, что обитают в этом доме?
— Спать с кем-то и знать, что на завтра она и не вспомнит меня? Меня не радовала такая перспектива.
— Думаешь, со мной будет иначе?
Ангелина усмехнулась, а Вермонт вернулся к своему бутерброду. Он немного отодвинулся и молчал, очевидно, не довольный ее репликой. Но женщину это не слишком беспокоило. Впрочем, она чувства себя обязанной ему за помощь и некоторую поддержку, но Вермонт в плане общения вел себя как Глен, а от контактов с глупцами она устала.
Нарушая тоскливую тишину, с ней связалась Катерина и сообщила, что они подъезжают к городу. Это взбодрило женщину, подняло настроение. Неприятные пять дней в обществе пятнадцати мужчин подходили к концу, и Ангелина мечтала выбраться из душной, пропахшей мочой и потом комнаты на свежий воздух и увидеть любимую госпожу.
— Я не видела тебя на собраниях ни разу, — признала Ангелина, снова заводя с Вермонтом беседу.
— Часто прогуливаю сие сборище, — поморщился гуль. — Анжело конечно не доволен. Но у меня всегда есть, что сказать в свое оправдание. Тем более господин действительно не хотел бы отпускать меня за пределы дворца. Моя работа тут крайне важна и я обязан поддерживать безопасность Маскарада и его убежища.
— Да и я сама там редкий гость. Бэну не нравится система подчинения гулей и он не в восторге, когда я следую законам Анжело.
— А что ты думаешь сама? — Вермонт заглянул ей в глаза и женщина смущенно отвернулась.
— Я поддерживаю своего напарника.
— Верный ответ, — сказал он небрежно и отвернулся.
— А что я еще могу думать? — Она обиделась на его реакцию, — Анжело относиться ко мне как к отбросу. Других гулей-женщин, кроме Милы, что является привилегированной любовницей Каспара, и Ольфы, что старше и опытней большинства в этом городе и нет. Я молодая гуль Палача, бывшая чернокожая рабыня и на меня даже двухдневные гули Малкавиан смотрят с призрением. Лишний раз появляться в их обществе и слушать насмешки за спиной, а потом укоры Бэна за то, что посещаю проповеди Анжело, не приносят особого удовольствия. Ты-то сам, почему избегаешь этих сборищ?
— Не люблю людей, — буркнул Вермонт.
Ангелина со вздохом умолкла, против такой причины и возразить-то было нечем.
— Послушай, — обратился гуль к женщине, заметив, что она расстроена. — Может, будем ходить на эти встречи вместе? Ты поможешь мне с моими проблемами в общении, а я прикрою тебя от других гулей, чтобы не смеялись над тобой?
Ангелина удивленно уставилась на него.
— Ты это серьезно?
— Да, тебя это удивляет? — Вермонт задумчиво почесал затылок, — не подумай, что я тебе это предлагаю, потому что ты со мной переспала, или что я тебя жалею, вовсе нет.
Женщина громко рассмеялась, и гуль Густава, удивленно на нее посмотрел, словно не слышал смеха много лет. Ангелина все не унималась, и он поднялся, намереваясь уйти. Но Ангелина вновь остановила его, прекращая потешаться над мужчиной.
— Извини. Я-то думала, что это я тобой воспользовалась, и мне придется делать тебе какие-то глупые одолжения, чтобы расплатиться за вчерашнюю ночь.
— Это не глупое одолжение, — гуль казался отстраненным, немного задумчивым.
— По мне так это звучало, как нелепый повод встретиться со мной еще разок.
Вермонт пожал плечами. Его скукоженный вид плохо сочетался с дорогим нарядом гуля. У него действительно были проблемы с поддержанием разговора. И хотя Ангелина признала, что он был умен и остроумен, во многих его репликах чувствовалась наивность и простодушие, которое никак не вязалась с его статусом слуги Густава, охранником Берлинского дворца и защитником Маскарада. Вермонт потерял связь с реальностью, разучился понимать ложь и сарказм, легко шел на поводу и лишь заявление, что он не любит людей показывало истинной положение вещей. Гуль был одинок, и смирился со своим вечным одиночеством.