В поисках человека. Очерки по истории и методологии экономической науки

В принципе можно предположить, что поведение социологического человека тоже описывается максимизацией целевой функции. Так, в краткосрочном аспекте он занимается минимизацией санкций со стороны общества, а в долгосрочном – максимизацией своего социального статуса [Hartfiel, 1968, S. 155]. Но в отличие от экономического человека его цели заданы ему извне, продиктованы обществом. Очевидно, что в социологии мы имеем дело с «пересоциализированной», а в экономической науке – с «недосоциализированной» моделью человека [Granovetter, 1992]. Если социологический человек включен в общество, по определению, как носитель социальных ролей, то асоциальность экономического человека порождала немало трудностей при решении проблемы координации поведения индивидов в рамках человеческого общества: совокупность самостоятельных «экономических человеков» может удержать вместе лишь специальный механизм, метафорически названный Смитом «невидимой рукой». Гипотезы о природе этого механизма и доказательства его оптимального функционирования составили содержание специальной отрасли экономической науки – теории благосостояния[92]. Другой вариант развития идеи Смита о «невидимой руке» дал Ф. Хайек в своей теории спонтанного порядка (не обязательно оптимального), который возникает из взаимодействия индивидов без какого-либо плана [Hayek, 1969]. Трактовка Хайека, несмотря на декларируемую им преданность методологическому индивидуализму, ближе к социологической, поскольку общество понимается им как своего рода организм и существованию институтов дается по сути дела функциональное объяснение.

Разумеется, всякий человек сознает, что нарушение каких-либо общественных норм или правил повлечет неприятные для него последствия. Но если социологический человек автоматически выполнит норму, то экономический человек взвесит, что для него важнее: выигрыш, который он получит в результате нарушения нормы, или проигрыш, связанный с наказанием (в случае неопределенности следует учесть также вероятность того, что выигрыш удастся получить, а также вероятность того, что нарушение будет обнаружено).

Различие подходов экономистов и социологов можно проиллюстрировать на примере проблемы преступности и борьбы с ней. С точки зрения социолога, причины преступности заложены в самом обществе и бороться с ней можно лишь преобразовывая общество. Наказание или угроза наказания сами по себе не могут быть эффективным средством борьбы с преступностью, если только они не приведут к перевоспитанию преступника [Brunner, 1977]. С точки зрения экономиста, индивид, раздумывая, совершить ему преступление или нет, взвешивает плюсы и минусы (полезность и издержки) с ним связанные. Полезностью обладают, например, удовольствия, которые можно будет получить, тратя украденные деньги. В издержки входит, в частности, страх перед возможным тюремным заключением. Поэтому чем больший срок заключения ожидает потенциального вора в случае поимки, тем выше издержки совершения кражи и тем больше вероятность, что они превысят ожидаемые удовольствия и вор откажется от своего намерения [McKenzie, Tullock, 1975].

Полемизируя с социологами, экономисты подкрепляли свою позицию, в частности, тем, что подчеркивали значение индивидуальных свойств, влияние на человеческое поведение биологических, наследственных факторов [Брукнер, 1993, с. 55][93]. Это не слишком убедительно: на практике из индивидуальных различий в предпочтениях исходят как раз социологи, но они считают их социально детерминированными. Экономисты же склонны абстрагироваться от индивидуальных различий в предпочтениях, в которых именно и проявляется наследственность, и объяснять разницу в поведении людей разницей их возможностей, то есть ограничений, с которыми они сталкиваются [Стиглер, Беккер, 1994].

Надо отметить, что, несмотря на разделение труда между доминирующими исследовательскими парадигмами двух наук, у экономической и социологической теории в широком смысле слова всегда существовала область взаимных интересов. Великий социолог и методолог общественных наук Макс Вебер, первые работы которого были посвящены чисто экономическим проблемам, решительно выступал против обособления экономической теории от общественных явлений, лежащих за пределами узкой области, где действуют «специфически экономические мотивы», то есть «где удовлетворение пусть даже самой нематериальной потребности связано с применением ограниченных внешних средств» [Вебер, 1990, с. 361]. Не отрицая за экономической теорией права на самостоятельное существование, он призывал к созданию «социальной экономии» (Sozial"okonomik), которая кроме этой области включила бы в себя исследование «экономически релевантных» (то есть воздействующих на экономическую сферу) и «экономически обусловленных» явлений, так что область социально-экономического исследования «охватывает всю совокупность культурных процессов» [там же].