Плавтина – с помощью уникального, головокружительного усилия восприятия, почти невыносимого из-за своего масштаба, пролетела над всем Урбсом – от шпилей, алеющих под солнцем, до темных катакомб, где раса механических рабов предавалась собственным солипсизмам. Она слышала бессмысленное бурчание старого Гальбы и извращенные постанывания Марциана. Она видела, как Отон отдается Камилле, и из этого видения вылетела в ярости, вышедшей за грани разумного, – такой, что ей стало стыдно за себя. Она видела и преторианцев, марширующих к огромному перевернутому храму. Аттик и Лено разделили с ней это видение. Она жестом заставила их молчать. Самого интересного она не увидела. Почему Виний решил приговорить ее к смерти? Что именно узнала та Плавтина? Что собиралась сделать? Для какой миссии ее создали? Ей придется забраться во времени еще глубже и вернуться в момент собственного рождения, чтобы все понять. В волнении она снова задействовала устрашающую вычислительную мощность, рассеянную в толпе, – единственную силу, способную заставить фармакон заговорить.
Но ей не дали такой возможности. Они уже отделялись друг от друга, и призрак Ойке бледнел, исчезая. Аттик ухватил ее за талию и приподнял, чтобы посадить себе на плечи. Она отбивалась, кричала, но ей было не по силам остановить силача-деймона. Она попыталась потянуться к нему разумом, чтобы обездвижить, но остальные ей помешали – о, без всякой грубости, но с непреклонностью, с которой отмахиваются от детского каприза.
И внезапно металлическая дверь взорвалась, и огромные стальные створки обрушились на несчастных, реакция которых оказалась недостаточно быстрой, чтобы отскочить в сторону. Ворвались преторианцы, возвышаясь на множестве огромных позвякивающих лапок. Их оружие сияло в темноте. Они двигались так быстро, что глаз с трудом успевал за ними следить. Они сеяли смерть, кромсая на куски любого, кто становился между ними и их целью. Толпа плебеев бросилась им навстречу; некоторые были гибкими и ловкими, но большинство покачивались на конечностях, сделанных из чего придется, и все – или почти все – были без оружия. Первые ряды тут же оказались смяты и брошены на землю, подкошенные непобедимой силой; их быстро сменили другие, которые не колеблясь шли по трупам собратьев, чтобы собственным телом преградить путь врагу. Солдаты Урбса вдруг оказались перед настоящей стеной, которая поднималась и поднималась и на которую они торопливо пытались взобраться. Но плебеи вцеплялись им в лапы и бока, тянули за дула, осыпали корпус ударами пик или дубинок, стараясь оторвать сенсоры или металлические конечности.
Плавтина закричала, ее лицо было залито слезами. Она заглянула в непроницаемые глаза Лено; тот разделил с ней последний помысел о надежде и верности. Странное создание – подделка, и все же с разумом, исполненным прямоты. Затем он повернулся и побежал, чтобы вступить в бой, из которого не мог выйти живым.
Все длилось не дольше трех ударов сердца. И все же Плавтина переживала эту сцену, как насекомое, завязшее в липкой жидкости; малейший ее жест затягивался, превращаясь в пародию на бесконечность. Она бессильно вырывалась, пока Аттик толкал ее вниз головой в ров, откуда они вылетели несколько минут назад; головой вниз, презрев осторожность, когда их опалило ревущим дыханием залпового огня.
– На сей раз мы не собираемся умирать! – проорал он ей на ухо, когда манипуляторы искусственной силы тяжести перевернули их вверх тормашками.
Их выбросило из тоннеля со скоростью, которую усилил прыжок Аттика. Их ждала тесная группка плебеев, которые смягчили падение, насколько сумели, своими металлическими конечностями – то есть ненамного, и быстро поставили их на ноги. У Плавтины желудок подкатил к горлу, так сильно ее укачало.
Они выбрались на почти пустынную улицу, лежащую меж слепых стен. Теперь в городе витал дух бунта. Вдалеке, подобно шуму прибоя, раздавался рокот толпы; в небо начинали подниматься легкие струйки дыма. Плавтина попыталась остановиться, чтобы перевести дух, но Аттик снова ухватил ее за руку и грубо поволок за собой. Так они пробежали метров сто, а потом их накрыло яростной взрывной волной, которая швырнула их на землю с таким шумом, будто настал конец света. Аттик ловко перекатился через себя, снова потянув за собой Плавтину. Они с трудом поднялись, все в пыли и кряхтя от боли, осторожно осмотрели улицу позади себя. Храм взорвался. Плебеи заставили преторианцев дорого заплатить за вторжение, и теперь наносили удары по ненавистным стражам повсюду, куда им удавалось проскользнуть. Следует выбраться из этой ловушки хотя бы в память о жертве плебеев, сказала себе Плавтина. Ради них – и для того, чтобы понять причины заговора.