Читаем В поисках Дильмуна полностью

Интересные сведения о характере торговых связей, осуществлявшихся жителями Дильмуна на протяжении III–II тысячелетий до н. э, приводит в своей статье Г. Комороци[77]. Анализируя текст «Гимна о торговле Тильмуна» (вставка в шумерский эпос «Энки и Нин-хурсаг»), этот исследователь приходит к выводу о том, что в начале II тысячелетия до н. э, «с одной стороны, хорошо известные партнеры внешней торговли Двуречья завозят свои товары в Тильмун (те товары, которые всегда были импортными и в самом Двуречье); а с другой стороны, Двуречье (город Ур) и «страна шатров» завозят в Тильмун традиционные экспортные товары страны — хлеб, шерсть, ткани… Все это означает, что гимн о Тильмуне изображает средствами поэзии исключительно важное явление экономического порядка, а именно тот факт, что во время создания текста международным рынком и перевалочным пунктом внешней торговли служил остров Тильмун»[78].

Но в предшествующий период ситуация была несколько иной. По шумерским документам середины и конца III тысячелетия до н. э. получается, что не столько шумерские торговцы отправлялись за границу, сколько иностранцы приезжали в Двуречье. И обмен товарами происходил именно там. «Корабль Тильмуна из (чужой) страны на шее привез лес», — говорится в одном из текстов Ур-Нанше из Лагаша. «Корабли Мелуххи, Магана и Тильмуна встали у причала Аккада», — сообщается в надписи Саргона Аккадского[79].

В шумерской поэме. «Энки и мироздание» также содержится весьма красноречивый отрывок:

«Страны… Маган и Дильмун взирали на меня (Энки),

Суда Дильмуна привозили (?) лес,

Суда Магана нагружены до неба,

Барки «магилум» из Мелуххи

Везут золото и серебро,

Привозят все в Ниппур для Энлиля, царя всех земель»[80].

Из всех упомянутых здесь торговых партнеров Двуречья наиболее туманны сведения о Макане. До сих пор неизвестно даже точное местонахождение этой страны — главной поставщицы меди для древней Месопотамии. Одни, как Дж. Бибби, помещают Макан в Омане, другие — в Северной Африке.

В 60-х годах при раскопках двух курганов близ оазиса Бурайми в Омане были обнаружены два глиняных расписных сосуда, сделанных на гончарном круге и очень похожих на керамические изделия культуры Джемдет-Наср (протописьменный период) в Южной Месопотамии (рубеж IV и III тысячелетии до н. э.)[81]. Таким образом, начало контактов местных жителей с далеким Двуречьем относится к самому раннему этапу развития шумерской цивилизации.

В прилегающих к Бурайми районах (на удалении до 100–120 километров) Омана имеются следы древних медных разработок в Джебель-Мадане и в Джебель-Ахдаре. Хотя точных данных пока еще нет, но эти медные рудники вполне могли функционировать и в III тысячелетии до н. э.[82] Во всяком случае, анализ медных предметов III тысячелетия до н. э. из Южной Месопотамии в целом и из царского некрополя в Уре в частности показал близкий состав их металла (примесь никеля и отсутствие мышьяка) и медной руды, добывав, шейся в Омане[83].

Близ Маската (Оман) есть богатые залежи мыльного камня — стеатита, широко использовавшегося в древней Месопотамии и сопредельных странах для изготовления печатей, сосудов и статуэток[84]. Наконец, хорошо известен факт широкого использования диорита в государствах Шумера и Аккада во второй половине и конце III тысячелетия до н. э. Но в самом Двуречье этого камня никогда не было. Его привозили откуда-то издалека. Как предполагалось, даже из Мелуххи (Индии) через Персидский залив и Индийский океан. Однако теперь твердо установлено, что значительные запасы диорита и близких ему пород камня имеются в Омане-Макане, который был самым тесным образом связан с Месопотамией на протяжении всего Ill тысячелетия до н. э. как один из главных поставщиков заморских товаров и сырья для городов Шумера[85].

Однако в сложной и многовековой картине взаимосвязей жителей Шумера со своими южными соседями, прежде всего с Дильмуном, есть одно совершенно непонятное обстоятельство. Почему, несмотря на вполне реальный и даже прозаический характер этих контактов, шумеры рисуют в своих эпических поэмах и мифах Дильмун как сказочную цветущую землю — «рай» для богов, а не для людей, страну «светлую», не знающую ни болезней, ни смерти? Почему чисто дильмунские божества Энзаг (Инзаг), Мескилах Энзаг, Нпнсикилла, Лаханум часто появляются в шумерских гимнах и преданиях? Почему вообще Бахрейн-Дильмун был окружен в глазах древних обитателей Двуречья каким-то особым священным ореолом? Этот факт вряд ли можно объяснить только большим экономическим значением для Шумера торговли с Дильмуном. К тому же древнейшие торговые контакты обеих стран, отмеченные археологами, относятся только к началу III тысячелетия до н. э. (протописьменный период, или Джемдет-Наср), а истоки мифов и поэм наверняка уходят в гораздо более глубокие исторические эпохи.

Перейти на страницу:

Все книги серии По следам исчезнувших культур Востока

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное