В поисках дракона

— Моментито, — пробормотал я в волнении и, выскочив под дождь, побежал за Сэнди. Наш переводчик твердо держался правила начинать беседу с пустяков, считая, что это самый верный способ подготовить почву для любого серьезного разговора. Так он поступил и на этот раз, а я сидел рядом и ерзал от нетерпения. Через несколько минут Сэнди представил мне краткое резюме их разговора. Незнакомца звали Комелли. Он был охотником и скитался по Чако в поисках ягуаров, нутрий, лисиц или любых иных обладателей приличных шкур, за которые можно было получить спички, патроны, ножи и другие предметы, необходимые для бродяжьей жизни. Он уже лет десять не спал под крышей и ничуть о том не сожалел.

— А тату каррета? — спросил я с тревогой.

— А! — отозвался Сэнди. Казалось, он совершенно забыл о броненосцах.

Они поговорили еще некоторое время.

— У него когда-то был тату каррета, и он его держал несколько недель, но это было давно.

— А что же с ним случилось?

— Подох.

— А где он его поймал?

— Далеко отсюда, за рекой Пилькомайо.

— А может он отвести нас туда завтра?

Сэнди перевел вопрос. Комелли расплылся в широкой улыбке.

— С удовольствием.

Весь горя от возбуждения, я побежал в дом сообщить новости Чарльзу. Мне не терпелось немедленно отправиться в те места, которые описал Комелли. Даже если нам не удастся найти там гигантского броненосца, мы наверняка встретим других животных, которых нет в окрестностях эстансии. Верхом туда три дня пути, но с учетом неизбежных остановок для охоты все путешествие займет по крайней мере недели две. Мы рассказали о своих планах Фаустиньо, и он предложил нам двух лошадей и повозку с парой быков. Но у нас не было продуктов.

— Вот и прекрасно, будем жить на подножном корме, — заявил я Чарльзу.

— Пожалуй, мы от этого не много потеряем, — мрачно ответил он.

Надо сказать, Чарльз был прав. Фаустиньо и Эльсита отличались чрезвычайным гостеприимством, но их еду без привычки вряд ли можно было назвать аппетитной. В любое время дня она состояла из мяса, всегда почему-то очень жесткого, жареных кишок и других частей коровьего организма, которые в процессе приготовления принимали такие странные формы, что мне (и, вероятно, к счастью) не удавалось их определить. Мы были не против сменить диету и провести две недели на «подножном корме», но нужно было еще обсудить продовольственный вопрос с Фаустиньо.

— Чако — голодная страна, — сказал он. — Вы можете взять с собой маниок, фарину^[8] и мате, но от этого не располнеешь. — Вдруг он просиял: — Не беспокойтесь. Когда проголодаетесь, режьте корову, я дам вам специальное разрешение.

На подготовку к путешествию ушло два дня. Надо было разыскать и пригнать к дому быков и лошадей, привести в порядок кожаную обувь. Эльсита порылась в кладовках и принесла нам сковороду и вместительный чугунный котелок. Мы с Чарльзом набрали полный ящик апельсинов, а Фаустиньо заботливо снабдил нас коровьей ляжкой, которой, как он сказал, мы успеем разок подкрепиться, прежде чем жара ее погубит. В день отъезда подул теплый северный ветер, дождь прекратился, и небо расчистилось. Наконец все было готово: повозка нагружена, быки впряжены. Сэнди взял поводья, и под пронзительный скрип несмазанных колес мы медленно двинулись с эстансии.

Впереди ехал Комелли. В широкополой шляпе, с болтающимися у самой земли ногами, он напоминал Дон-Кихота, оказавшегося вдруг на просторах Южной Америки. Его собаки, которых Комелли различал не только по голосу, но и по отпечаткам лап, обыскивали окрестности. Время от времени он зачем-то подзывал то одну, то другую собаку. Вожака звали Дьябло, следующего по рангу — Капитас, кличек двух других псов я так и не запомнил. Любимицей Комелли была большая коричневая сука, самая красивая и самая ленивая собака во всей стае, платившая хозяину такой же привязанностью. Он ласково называл ее Куарента (Сороковка) и в шутку говорил, что на ее крупные лапы подойдут лишь сапоги сорокового размера.

Мы двигались на юг, постепенно эстансия и окружавший ее монте растворялись на горизонте и вскоре совсем исчезли. Перед нами расстилалась широкая плоская равнина, на которой разрозненными группками пасся скот. Повозка медленно катила вперед. Быки не могли шагать быстрее двух миль в час, и, чтобы держать их в постоянном движении, вознице приходилось кричать без передышки. Имея только двух лошадей на четверых, мы ехали верхом по очереди и по очереди же погоняли быков. Тот, кто был свободен от того и другого занятия, сидел на откидной доске повозки и посасывал холодный мате.

Уже вечерело, когда мы заметили вдали причудливый силуэт какого-то высохшего дерева. Подъехав ближе, мы увидели на его верхушке огромное гнездо ябиру. Неподалеку лежало озеро, окаймленное редким колючим кустарником. Здесь мы и устроили первую ночевку.