В поисках Эдема

Энграсия распределила листья филины. Столько слышать о проклятом наркотике и до этого момента не попробовать, сказала она себе. Они с Моррисом и подростками начали с жадностью разжевывать ее, обращая внимание на горький вкус, на вязкость и онемение языка. Когда они припарковали джип на одной из темных улиц, в нескольких кварталах от парка, то испытали не только физическое улучшение, но и пришли в состояние душевной благодати, превращавшей воздух ночи в упоительную легкую материю, смягчающую жжение их язв. После нескольких дней скованных неуклюжих движений Энграсия почувствовала себя легкой и проворной. Филина обратила их в невесомых приветливых существ, избавившихся от страха, ужаса, сомнений, готовых двинуться своей процессией светящихся призраков через Синерию.

Херемиас, самый юный из ребят, приладил к поясу свой барабан и открыл процессию. Позади него пристроилась Энграсия, а за ней Моррис, Питуза со своей сладкоголосой флейтой, Каталино и остальные двое.

Это была первозданная ночь. Они шли по улицам и на пути им встречались лишь собаки, рыскающие по помойкам, да пара нищих, устроившихся под навесом на грязных тряпках и картонках. Такими были в темноте улицы Синерии: напряженные, молчаливые. Они прошли по ним бесшумно, охраняя покой тех, кто в эти часы спал в своих домах. И лишь добравшись до улицы, идущей параллельно парку, и просчитав, что где-то поблизости находится первый пропускной пункт, Энграсия сделала знак барабанщику начинать играть. Раздались звуки первой барабанной дроби, которой аккомпанировала флейта Питузы. Вдруг характер ночи резко изменился. Она запестрела множеством лиц. Из оконных щелей, из приоткрытых дверей высовывались изумленные лица, наблюдавшие за передвижением кортежа существ из другого мира, преобразовывавших ночь в некую сияющую, зеленую жидкость, на которой блестели кометы, солнце, орбиты разных созвездий, все это сопровождалось мелодией детского марша, временами озорного, а порой с острыми нотками протеста, скребущимися в заснувшие уголки души. Моррису казалось, что эти нотки идут по концентрическим кругам какого-то гонга, звонкие вибрации которого с силой сотрясали весь город. В пижамах, тапках, наполовину раздетые, с плечами, покрытыми полотенцем, чтобы не простудиться, высыпали на тротуары те, кто уже было заснул, те, кому не спалось, одни крестились, другие, точно обезумев, падали на колени, третьи удивлялись. На пропускных постах никто не осмеливался ни остановить их, ни приблизиться к ним. Только какое-то время спустя кто-то спросил себя, не могла ли быть огромная женщина из процессии Энграсией. Когда сверкающий кортеж вышел на финальный отрезок пути к форту, за ними бежала целая свора дворовых собак, воющих и лающих. На входе в казарму появление группы, этого подобия хвоста кометы, сопровождаемого собачьим воем, привело в замешательство и разогнало солдат, бросившихся врассыпную, словно они только что столкнулись с самим дьяволом, и суеверие гнало их прочь. Только что прибывшие, против всех ожиданий, остались одни на плацдарме, где совсем недавно исчезли Макловио и Рафаэль. Энграсия тихонько засмеялась. Ей стоило немалых усилий сдержаться, чтобы не загоготать во весь голос.

— Антонио и Дамиан Эспада! — прокричала она. — Мы пришли. Что, никто даже не выйдет нас встретить?