В поисках единорога

В один прекрасный день мы остановились на поляне, поросшей высокой густой травой, где река делала поворот, не ускоряя своего плавного течения. Здесь решено было провести два-три дня, чтобы дать верблюдам отдохнуть — некоторые из них совершенно вымотались. Странное дело, засушливую знойную пустыню они переносят куда лучше, чем влажный климат. Я велел построить на берегу загон, окруженный рвом и частоколом, рассчитывая таким образом обеспечить нам хоть какую защиту на время постоя. Наши чернокожие слуги работали с большой неохотой, как люди, непривычные к труду, да еще бросали злобные взгляды на солдат, которые от души веселились, глядя, как неуклюже они копают. Внутри ограды мы поставили палатки и в них заночевали.

Когда взошло солнце, выяснилось, что Бобор и остальные негры, а также и негритянки исчезли, прихватив с собой весь наш запас соли, пару мешков с продовольствием, ткани и еще кое-какие мелочи. Особенно нас огорчило, что они украли запасные тетивы для арбалетов. День мы подождали, потом я разослал несколько отрядов на поиски, и к полудню один вернулся с сообщением, что след найден. Обнаружил его упомянутый ранее Рамон Пеньика, из числа сопровождавших нас дружинников коннетабля, в Хаэне он слыл отличным следопытом. Как знаток своего дела он заверил меня, что все пятнадцать негров ушли вместе, и Бобор с ними. На расстоянии примерно лиги от лагеря беглецы соединились с группой, насчитывающей, судя по следам, добрую сотню человек, и дальше они двинулись вместе. Следы уводили в лес, и мои люди не осмелились продолжить погоню, не предупредив меня. Я посоветовался с Андресом де Премио, и, обсудив положение, мы решили, что завтра двадцать арбалетчиков пойдут со мной, а Андрес останется с прочими охранять стоянку.

Когда солнце опустилось за горизонт и наступила ночь, мы легли спать, но перед тем выставили побольше часовых на случай внезапного нападения. И не напрасно — в полночь поднялся страшный шум, кто-то закричал, Вильяльфанье затрубил в свой рожок, поднимая лагерь по тревоге. Мы высыпали из палаток с оружием в руках, но успели заметить лишь несущиеся прочь тени. Андрес де Премио, в чем мать родила, громовым голосом приказывал своим солдатам пускать в ход арбалеты, и некоторые стали стрелять в бегущих, мстя за гибель наших часовых. До утра мы не смыкали глаз, подбрасывали хворост в костры, чтобы не пропустить возвращение негров, но они не вернулись. На рассвете мы подсчитали ущерб. Из четверых солдат, несших караул, двоим перерезали горло, один получил удар клинком в грудь и истекал кровью, а другой сумел не только отбиться, но и прикончить двоих нападавших. Они оказались из числа тех, что шли с нами в качестве слуг. Арбалетчики отправили на тот свет еще троих, чьи тела мы нашли чуть поодаль: их спины были живописно утыканы арбалетными стрелами. Из тридцати двух наших верблюдов двадцати девяти негры перерезали поджилки, так что они не могли подняться с земли и вообще больше ни на что не годились. Я потом распорядился их зарезать, чтоб не мучились. Поэтому в тот день мы наелись мяса до отвала, но запивали его слезами, ибо в ужасе созерцали свое бедственное положение, горько сетуя на злой рок. К вечеру вернулись посланные на разведку арбалетчики, ведя за собой пленного негра. Ему в бедро попала стрела, и сообщники бросили его. Языка, на котором он изъяснялся, не поняли ни Черный Мануэль, ни Паликес. Поскольку толку от него не было никакого, я позволил солдатам сорвать на нем зло. Его подвергли жестоким пыткам, оскопили и выкололи глаза, вследствие чего он быстро испустил дух.

С наступлением темноты мы разложили большие костры и снова выставили удвоенную охрану, строго наказав часовым не зевать. Но в эту ночь негры не посмели приблизиться, только воинственно покрикивали издали, чтобы напугать нас и дать понять, что они рядом.

Наутро мы стали совещаться: следует ли нам вернуться в Томбукту за новыми проводниками или же двигаться дальше вниз по реке. Кое-кто предпочел бы вернуться, но большинство, в том числе и я, считали, что, следуя течению реки, мы наверняка скоро выйдем к какой-нибудь деревне или к морю, и это куда надежнее, чем идти обратно без верблюдов. Покончив со спорами, мы погрузили вещи на трех оставшихся верблюдов, а что не могли забрать с собой — сожгли. Пламя охватило несколько палаток из превосходного холста, одежду, ткани — было бы грешно бросать все это на поживу тем, кто так люто нас ненавидит и преследует. Опечаленные, но не утратившие надежды, мы продолжили путь. Раненный накануне арбалетчик вскоре умер, избавив нас от необходимости тащить его на самодельных носилках. Ему устроили похороны, фрай Жорди прочел молитву за упокой его души, и все мы внимали ее словам и повторяли их с набожным благоговением.