В поисках экстаза. Целительный путь неукрощенного духа

Я сижу неподвижно в центре комнаты с высоким потолком и каменными стенами, я позволяю рассматривать себя и непрерывно трансформировать мой образ с разных ракурсов. После каждой сессии я брожу по комнате, впитывая сотни зрительных восприятий своего тела, себя самой. Некоторые художники изображают меня мягкой, переливающейся пастелью, другие – жирными, рельефными мазками маслом. Кто-то воспринимает меня как коллаж, кто-то – как струящуюся линию. Для кого-то я летящая птица или раненная лань, для других – древняя египетская кошка или гибкая тигрица. Красивая, ужасная, плохая, хорошая. Что-то нравится, что-то нет. Все эти образы – я и все же не я.

Работая моделью, я подсознательно учусь отстраняться от всех своих мерцающих образов. Я вижу, что они могут быть подлинными, но не могут быть постоянными. И я поражаюсь тому, что это открытие не повергает меня в нигилистическое отчаяние. Наоборот, я чувствую прилив свежей силы, более мощной, чем все эти маленькие образы самой себя. Вскоре я погружаюсь в свою душу.

Я начала более ясно понимать, что искусство не просто украшает и совершенствует жизнь, оно само по себе путь, способ выйти за рамки предсказуемого и традиционного, карта, ведущая к обнаружению своей сущности. И все же это было всего лишь интуитивное прозрение до тех пор, пока я не стала жить им, использовать его.

До отъезда в Европу большую часть своей жизни я изучала танец. Мое обучение было весьма традиционным, связанным с формой. Мой танец зависел от зеркал, техники, разворотов и этих чертовых носочков пуант. Надо было изнурять свое тело голодом и соглашаться с тем, что делать можно только так, а не иначе.

Танец был подражанием. Неважно, был ли это балет, современный танец или фанк Джеймса Брауна. Внимание всегда было сосредоточено на чьих-то па. Становилось все труднее и труднее получать удовольствие от танца, потому что танец все более и более зависел от того, что правильно, а что – нет. Было «правильно» поднимать руку на определенную высоту определенным образом и «неправильно» опускать ее туда, куда ей хотелось. Я уходила с занятий в отчаянии, осуждая себя за то, что я не Марта Грэхем. Так или иначе, но занятия танцами постоянно напоминали мне, что я недостаточно талантлива.

И все это время тикали часы. Здравый смысл подсказывал, что я смогу танцевать только до тридцати лет, а после этого я уже никому не буду нужна.

В Европе все начало меняться. В Испании мой только что оперившийся дух расправил крылья и начал летать. Родился новый танец. Я вдруг снова перенеслась в Серебряную пустыню. Моя инициация случилась благодаря двум женщинам, которые не произнесли ни одного слова, но смогли передать мне все, что надо было знать, посредством своих наполненных духом тел: