В поисках истины

Через Каспийское море преступники переправились на пароме (корешок квитанции за номером 1000608, выданный при погрузке машины на паром, также был отыскан и приобщен к делу). В Марах злоумышленники решили продать машину через комиссионный магазин. Но для этого необходим был паспорт самого Тюфякова.

И опять получить его не стоило особого труда. Едва лишь Уруцкоев и Баразгов заикнулись о том, что им нужен паспорт, якобы для того чтобы перевезти машину на железнодорожной платформе, как Тюфяков немедленно вручил им документ. А Роман и Цары — Сулико, заполучив паспорт, «соорудили» в нем подложный штамп о выписке Тюфякова из Алма-Аты, пошли в паспортный стол в Марах, и ничего не подозревавший Тюфяков был прописан в доме Курбана Пельванова на улице Некрасова, 28.

После того как машина была продана, аферисты вытравили подложный штамп о прописке Тюфякова в Марах и, как ни в чем не бывало, вернули Тюфякову паспорт. Тюфяков ничего не заметил. Только химическая экспертиза впоследствии обнаружила на последней страничке следы тщательно вытравленного штампа. Допрошенный следователями Курбан Пельванов сказал, что Тюфяков был прописан у него с 16 июня 1970 года по 28 января 1971-го.

Хотя Тюфяков и числился столь долгое время жильцом, однако описать его наружность Пельванов не смог. Да и не мудрено. Ведь Тюфякова он никогда и не видел. Договариваться о прописке приходил Уруцкоев.

Дарсалия понимал, что частые приезды к нему в Эстонку Шейхова и Подвезько на разных автомашинах, да и сами эти автомашины, которые оставлялись у него на некоторое время, не могли не вызвать подозрения у односельчан. Так оно и было. Ночной сторож жил явно не по средствам. Правда, сам он объяснял, что имеет доходы от приусадебного участка, от цитрусовых и винограда сорта «изабелла». Но это было не совсем убедительное объяснение. К тому же ночной сторож не очень-то проявлял рвение к труду в колхозе. Когда его посылали на какие-либо работы, он всегда отказывался под тем или иным предлогом.

В конце концов его вызвали на заседание правления колхоза.

— Дарсалия, — сказали ему, — ты позоришь звание колхозника, нарушаешь устав сельскохозяйственной артели.

— Если ты и дальше будешь продолжать такое, мы вынуждены будем изъять у тебя приусадебный участок, — произнес председатель колхоза Коркия. И по тону его голоса Мушни понял, что шутить с ним не собираются. — Земля — не твоя личная собственность, — продолжал Коркия, — она принадлежит колхозу, и мы имеем право отбирать ее у таких, как ты, не желающих честно трудиться.

— В общем, делаем тебе последнее предупреждение. После пеняй на себя, — сказали члены правления.

То же Дарсалия услышал и на общем собрании уполномоченных колхоза «Эстонка». А Коркия не ограничился только этим. Он сообщил органам милиции, что у колхозников есть подозрение: не занимается ли Дарсалия перепродажей легковых автомобилей?

Дарсалия затаил против Коркия злобу. Идя с собрания, он раздумывал: как бы отомстить председателю колхоза? Поджечь его дом? Или, может быть, выкрасть какие-либо служебные документы?

Уже подойдя к дому и взявшись за щеколду калитки, Дарсалия решил, что́ надо сделать. Надо убить Корпия, вот что!.. Дарсалия поглядел на небо. Обычно звездное, оно на этот раз было затянуто тучами. И такая же чернота была в душе Мушни. Когда он проходил по тропинке сада, под ноги ему кинулся со злобным ворчанием, громыхая длинной железной цепью, пес: он не узнал в темноте хозяина.

Дарсалия разработал план убийства. Шейхов с Подвезько должны тайно приехать в Эстонку, убить председателя колхоза и скрыться. Сам Дарсалия предполагал лечь на это время в больницу и таким образом обеспечить себе алиби.

К счастью, из этого преступного замысла ничего не вышло. Шейхов с Подвезько не имели ни малейшего желания впутываться в «мокрое» дело. К тому же вскоре они были арестованы. Очутился в тюрьме и Дарсалия.

Над головами участников преступной шайки сгустились тучи. Уруцкоев, когда начались аресты, сбежал.

«Разыскивается опасный преступник, скрывшийся от органов следствия. Учитывая, что он может совершить новые преступления, просим принять меры к его задержанию».

Такая телеграмма была послана из Ленинграда во все концы страны. В самом Ленинграде тоже приняли меры к розыску. Стало известно, например, что Уруцкоев мог поддерживать переписку с тремя девушками — Ромеллой Федотовой, Людмилой Селивановой и Натальей Лаврушиной. За всей получаемой ими корреспонденцией установили наблюдение.

Ждать пришлось не очень долго. В апреле 1970 года Уруцкоев отправил из Ашхабада телеграмму Лаврушиной. Содержание ее было несущественным, по нему ничего нельзя было определить, тем не менее в Ашхабад была отправлена шифровка: изъять в почтовом отделении бланк, заполненный Уруцкоевым, и прислать в Ленинград: может быть, он пригодится следствию!